Скалы будто КАРКАРалы,
что собрались отдохнуть,
горизонт полоской алой
намечает дальний путь.
Что мне троны, КАРКАРоны?
Все мое всегда со мной!
Ждет отец в годах преклонных
у порога в дом родной.
Над рекой, над горным склоном
не оставлю в небе след.
Ни границ ни КАРКАРдонов,
и препятствий тоже нет.
То, что было — не вернется.
Но судьбы я жду иной:
жизнь по-новому начнется
у порога в дом родной!
.
7
Вот лес кончается, и что же?
Ванюша на чужой земле.
Вдали, на облако похожий,
огромный замок на скале.
И что за странные картины?
Невольно закрадется страх:
ни земледельца, ни скотины
на кем-то вспаханных парах.
Ручьи прорезали овраги,
вороны на поле пустом
и черные трепещут флаги
на башне замка над мостом.
К земле Ванюша прикоснулся,
крылом смахнул вороний след,
и человеком обернулся:
парнишке лишь шестнадцать лет.
На поясе рога коровьи,
В них зелья, порох и вода.
Бродячих лекарей сословье
Так означались в те года.
Вот мост, раскрытые ворота,
двор, штукатурные леса.
И мрачной тенью черный кто-то
стоит у башни на часах.
Огромный рыцарь в черных латах,
с лицом, белеющим как мел.
И голос громовым раскатом
из-под забрала загремел:
"Беги, пока не поздно, к лесу!
Не трать ни силы, ни слова.
Ведь если не спасешь принцессу,
расплатой будет голова!"
Страшны слова, и голос страшен,
но что б тот рыцарь не сказал,
по лестнице одной из башен
царевич входит в главный зал.
А в зале свечи светят слабо,
на троне, в золоте литом,
сидит толстяк, лицом как жаба,
и с искривленным скорбно ртом.
— А, юный лекарь! Мы Вам рады!
Пришел за золотом, поди?!
Хворь одолеешь-ждет награда!
Но коль не справишься, гляди,
без головы домой вернешься.
Мы в обещаниях тверды.
Так как, боишься, иль берешься
спасти принцессу от беды?
Мы нынче уж не так богаты,
крестьяне в страхе прочь бегут,
поля не сеяны, не жаты,
но золота достанет тут!
Уж приходили… За полгода
бывали разные врачи…
Голов вон — целая подвода!
Ну что, герой? Иди, лечи!"
И вот по темным коридорам
ведет царевича солдат.
Гремят тяжелые запоры,
и стражи с пиками стоят.
Под стражей мрачного солдата
и пары злых огромных псов
свели в принцессины палаты
и сзади заперли засов.
.
8
Широкий зал, и в нем, на ложе
принцесса в язвах… жуткий вид!
Коростой вся покрыта кожа
И (да простится мне!) смердит!
Но вот глаза ее открылись,
и взгляд, — как молнии удар.
В нем боль, величие и милость,
и ум, и страсти к жизни жар.
Она сказала: «Лекарь новый!
Да что ж неймется все отцу!
Тебя, такого молодого,
казнят как прочих, на плацу!
Пусть век жесток, и лад старинный
плохих врачей велит карать,
твоей безвременной кончины
я не хочу причиной стать.
Тебя, красавчика, наверно,
полюбит кто когда-нибудь…
Ведь кончить жизнь на плахе — скверно!
Я знаю к бегству верный путь
Вот перстень с крупным изумрудом,
а вот раскрытое окно.
Хоть высоко, но может, чудом,
тебе спасенье суждено.
И совестью себя не мучай.
Беги, малец, беги скорей!
А мой не поддаётся случай
искусству лучших лекарей».
Но Ваня, быстро встав со стула,
Кладет ладонь на влажный лоб,
и шепчет: «Спи!» Она уснула.
Лекарства есть от всех хвороб!
Тут язвы гнойные, и что же?
А вкруг как будто бы нагар.
Полгода… Слышал он. Похоже:
проказа, Палестины дар.
И вспомнил сразу голос строгий:
Старик, как будто бы живой,
ворчал: "проказу ты не трогай
ее лечить плывун-травой!
А та трава, когда сгорает,
на год лишает колдовства"
Ванюша с легкостью вздыхает:
«Да Бог с ним! Где растет трава?»
Опять старик «Да кто ж не знает?
От дома прямо на восток
она под дубом вырастает,
когда бледнеет ночь чуток.
Окропишь кровью место это
и жди до самой до зари
Но ведь не выжить до рассвета:
там нежить страшная царит.
Злых упырей летает стая,
на кровь слетятся все тотчас.
Дожить, — задачка непростая!
Трава та, Ваня, не про нас!"
Поляну ту царевич знает.