— Так если она везде, то что ее не нашел никто до сих пор? — резонно произнесла пани Анна и глянув на другой предмет выставки ахнула, — так-то е ваша супница, пан Штычка?
— Моя, — подтвердил собеседник, — вот и говорите, что в целом мире ничего не найдешь.
Ему хотелось произвести на нее впечатление, и он сходу изобразил воображаемый трудный путь предмета. Краткий перечень городов и стран, в которых тот побывал, был почерпнут из «Географии» Павла Левандовского, которой до войны старательно мучили реалистов. Широты и долготы в ней были опущены, также, как и прочие сложные вещи, вроде нумерации страниц. А суть науки числилась в заучивании городов и стран. Сам Левандовский пролез в авторы, так как водил дружбу с товарищем министра, когда перед революцией переписали учебники, «дабы упростить процесс образования». Учиться при этом перестали вовсе, потому что совместно с учебниками, кто-то мудрый упростил заодно и экзамены. Оставив выпускникам три вопроса: веруют ли они, как относятся к власти и умеют ли писать и считать.
По рассказу флейтиста выходило, что супница объехала целый мир и побывала и в американских пампасах, и в Париже. Все те невероятные истории и приключения невинного предмета из столового сервиза, который отец Леонарда пан Матей подарил его матери, произвели на слушательниц большое впечатление. Бабка даже немного высунулась из тулупа, что делала нечасто, а лишь в минуты крайнего волнения и интереса.
— И тогда пан Певзнер выхватил револьвер и стрельнул старого графа прямо в грудь, — закончил повествование комиссар музея.
— Скажете тоже: прямо в грудь, — экономка поморщила кукушечье личико.
— Да лопни мои глаза! — поклялся рассказчик. — Три пульки стрелял, и все в манишку ему. И все из-за женщины одной.
В светлых глазах пани Анны вспыхнули слезы, настолько история была романтическая и кровавая. И она уже собиралась произнести: «… а чтобы вам, пан Штычка, не зайти вечером на чай? Не то как пропали на месяц, так и носу не кажете…», как в разговор влезла бабка Вахорова.
— За женщин еще не то может быть, это самое, — произнесла она, жуя усы. — За женщин не только стреляли, еще и под трамвай бегали… Вот в Закрочиме одному пану изменила паненка. Загуляла, это самое, с почтальоном. Тот так убивался, так убивался. По сусалам изменщицу настукал, а потом говорит, нету жизни говорит, пойду, это самое, брошусь под трамвай.
Она замолчала, вернувшись в свой смердящий тулуп, будто вся энергия из нее на этом моменте разом вышла.
— А дальше, что там было? — поинтересовалась экономка.
— А ничего, это самое, — качнулись пыльные вишенки, — в Закрочиме того трамвая отродясь не было, а в другое место он ехать поленился.
Леонард припомнил, что что-то такое читал в газетах, только дело было не в Закрочиме а в Варшаве, вместо мужа была жена, и еще был там вовсе не трамвай, а вовсе и поезд. На это бабка промолчала и, поднявшись с табурета, принялась ходить из угла в угол. Пауза затянулась. Пани Смиловиц, нервно теребившая платочек уже почти решилась пригласить флейтиста на чай, как Вахорова, ломая ее планы, веско воскликнула:
— Ну и враки у тебя, это самое.
— Не враки пани Вахорова, а официальная информация, — поправил отставной флейтист и растоптал окурок, — все как есть, вам рассказываю.
— Вот как есть враки, — упорствовала бабка, от тулупа ее густо шли ароматы кошек, — мне то младшенький рассказывал Томашек. Он с тем паном в участке сидел, это самое. Он когда под трамвай не бросился, так пошел и напился у Михульского. А потом задрался, да и по несчастью подрался с жандармским. Ему потом еще три года дали, за нападение.
— Так значит вышел уже твой пан, лопни мой глаз, — обрадовал ее музыкант, — По революционной амнистии вышел. Сейчас везде так, если сел при старой власти, то при новой обязательно выйдешь. Еще и героем станешь.
Выпуклые глаза отставного пехотинца светились искренней уверенностью в том, что этому неизвестному повезло. Он даже помахал рукой, показывая степень своей радости.
— Враки, — беспомощно повторила Вахорова. Пан Штычка, зная упрямый характер доброй старушки, спорить не стал, тем более что сам предмет был мелким и глупым, а вместо этого объявил рабочий день музея мирового капитала завершенным.
— Все, ясновельможны, музей закрыт для просмотра, потому что время, провалиться мне на этом месте.
Свое заведение музыкант закрывал, как бог на душу положит. Часы работы были неопределенны, потому что само время, казалось, остановилось и бегает по кругу осенним листом в речном омуте. Две недели, прошедшие после визита красных, ничем не отличались от двух ранее: все те же дни, которые сменяли ночи. Снег почти не шел и мягкий морозец, принесенный большевиками, встал в Городе надолго.