Услышав о нехорошей болезни, пулеметный броневагон издевательски оживился. Обескураженный пан Крысик почувствовал себя святым Витом, которому злые язычники подлили масла в котел. Проповедь пошла наперекосяк. Голодные солдаты махали руками, а его преподобие растерянно хлопал глазами, потеряв путеводную нить. На счастье, из командного отсека показался закончивший завтрак командир бронепоезда. В планы блистательного Тур-Ходецкого входили такие приятные вещи, как курение у откинутого люка и осмотр окрестностей. А еще общая молитва по окончанию проповеди. Она, по его мнению, способствовала единению с нижними чинами. В плане молитв он всегда был демократом и свято чтил заветы. Увидав ротмистра, пулеметчики вскочили, отдавая честь. Спасенный святой отец, наскоро благословив неблагодарную паству, ретировался.
Вместо каши солдатам раздали кипяток, твердокаменная лощадь с остатками круп ожидалась на обед. Тихо сопевший «Генерал Довбор» пробирался среди заснеженного леса где-то среди скучного декабря. Как пробирались в те времена многие — нигде, без цели, в постоянном ожидании несчастий и бед.
Сидевшие на ящиках пили кипяток, отдававший мокрой тряпкой, закусывая сухарями. Получивший свою порцию отставной флейтист присел к Вавжиняку. За все то время, что они провели вместе, полковой музыкант успел сдружится с первым номером и даже посвятить его в некоторые детали своего трудного дела — поиска правды. Сам Вавжиняк из сбивчивых пояснений Леонарда мало что понял, но будучи человеком религиозным, встречу с архангелом Гавриилом одобрил.
— Это получается, он прямо к тебе из облака вышел? — спросил он, возясь с брезентовой патронной лентой, которую они набивали, когда пришел отец Бенедикт. На холоде отсыревшая ткань стала колом и вставлять патроны в петли было сущей пыткой.
— Прямо вот так вышел, как я тебя вижу, братец, лопни мой глаз, — заверил флейтист, отхлебнув из кружки, — Вышел такой из сияния священного. Крылья у него, каска, очки мотоциклетные — все по форме, не придерешься. Вышел и на тебе чудеса творить! То сикер сотворит, то закуску. Только вот курева не смог. Говорит, с куревом у них там швах. Нету табака абсолютно. Все позапретили к чертовой матери.
— С куревом, братец, сейчас везде швах. Солому курим, — подтвердил собеседник, укладывая ленту в ящик. — Ну ты у него просил что? Такой случай грех не использовать. Желания он выполнял? У нас один на Память Невинных Младенцев так напился по случаю праздника, что увидал святого Варфоломея. Только тот ему ничего путного не выполнил. Только глупости разные: ноготь у него врос, и баба сбежала с парикмахером.
— С мужским или женским? — уточнил флейтист, — это, братец, очень важно. Я тебе по опыту скажу, тот святой Варфоломей глуховат. Если что не услышит, так придумает. Со всей этой благодатью надо быть осторожным. Как бы что не напутать.
— А черт его знает каким. Про это мне не рассказывали. А твой-то что? Что ты у него просил?
— Спросил только, как до дому добраться. Он мне и говорит, встань и иди. Куда бы не пошел до дому доберешься как пить дать. Доберешься, а потом, стало быть, доложишь.
— И ты пошел?
— А то, братец! Как сказали, так и сделал, — отставной пехотинец допил кипяток и потянулся. — Да только зря все это, кажется. Только домой пришел, опять уехал. Может и не стоило возвращаться? Может, оно и правильно, что до дому теперь не добраться? Тайна тут какая есть? Ни тепла тебе, ни покоя. И как правильно жить — никто тебе не скажет. Я у него ще про правду спросил, как оно жить по ней. Так он ответил — не твоего ума дело. Эта штука духовная и таинственная, простому человеку про нее знать не положено.
Тосковавший о малиновых зарослях Вавжиняк с кряхтением поставил ящик к пулемету и засопел.
— Курва, — зло сказал он, присаживаясь рядом с отставным пехотинцем. — Так оно обычно и бывает. На все вопросы — ни одного ответа.
Все это казалось ему несправедливым: война, холод, голод и невнятные указания небес. Привыкший доверяться высшим силам, первый номер никак не мог взять в толк, зачем его вытянули из теплого дома и послали воевать.
— Жил у нас до войны пан один, — сменил тему музыкант, — так однажды украл он шинель в управе и пошел в ней на почту. Дескать, проверяющий приехал из самого из Киева. А хотел он вовсе выпить — закусить за так. Ничего у него не получилось. его там быстро заарестовывают, лопни мой глаз. Потому что он босой был, калоши-то вкрасть не смог. А предъявляют сторожу в управе шинель на опознание. Тут и начинается. Сторож говорит: не ту шинель принесли, та была зеленая, а эта синяя. Те ему, что эта шинель не синяя, а фиолетовая. А тот знай стоит на своем…