Подошла Бель, в её руках был кулек сухофруктов.
— Смотрите, кто пришел, — весело сказала она.
Ари оглянулся и попятился: по берегу неторопливо шла Уна, её голова была покрыта пятью черными платками. Безумная вдова, похоронившая пятерых мужей, не поднимала глаз от земли. Люди отходили от неё подобно морю, огибающему камни.
— Она решила погубить всех чужаков сразу, — пошутил Тови. Он смотрел на Уну спокойно, без всякого страха. В руках Тови держал веревку, к которой были привязаны две козы.
— Боги, какая женщина! — присвистнул капитан Гисли.
— Эта женщина словно сирена, что губит мужчин, — пояснил кто-то из горожан.
— Лекарь живет в доме на утесе, — сказал Ари капитану, — его зовут Джо.
— Ты смеешь обвинять меня в безумстве? — тяжело спросил Гисли, опуская руку на свой боевой топор.
— Я говорю о твоей рабыне, — ответил Ари, кивая на каменный выступ, за которым скрылся Вальгард, — если ты вдруг решишь сохранить ей жизнь. У твоего покупателя открыт счет у этого лекаря.
Уна подошла к Эрлингу, который уже не показывал в беззаботной улыбке свои белые зубы. Он смотрел на женщину в черном с каким-то мистическим ужасом. На её бледном лице с погасшими глазами была привычная скорбь.
— Я хочу предложить свой дом твоим дружинникам, — торжественно и певуче произнесла Уна.
— Из этого дома никто не выходит живым, — крикнула Ильва, прикрывая свой живот с таким рвением, будто бы её неродившийся ребенок уже собирался жениться на Уне.
Гисли сделал шаг вперед. Ари схватил его за руку, предостерегая от необдуманного поступка. Глаза капитана опасно сверкнули.
— Ты думаешь, что меня может напугать женщина, мальчик? — спросил он.
Ари поспешно отдернул руку.
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — беззаботно заметила Бель, протягивая Ари сухофрукты.
— Я думаю о том, что любого разумного мужчину может напугать женщина, — ответил Ари, отталкивая кулек.
На берегу снова началось движение, люди опять расступались, пропуская кого-то вперед. На этот раз к Эрлингу пробился городской глава. Его седые волосы были распущены, а плащ скрепляла большая серебряная пряжка.
— Мне сказали, что у тебя кое-что есть для меня, — сказал городской глава, — что-то особенное.
Эрлинг ответил сразу:
— Шестьдесят монет, старик.
Ари вытянул шею от любопытства. За шестьдесят монет можно было купить корову или молодого вола. Что мог продать Эрлинг главе за такую высокую цену?
Эрлинг скрылся в шатре, который дружинники поставили на берегу. Вскоре он вышел со свертком в руках. Бель первой догадалась, что покупает городской глава.
— Младенец, — прошептала она, — клянусь богами, они продают ему младенца!
Словно в подтверждение её слов, сверток издал громкий, пронзительный вопль, наглядно доказывая силу своих легких.
— За десяток монет я отдам тебе и его мать, — сказал Эрлинг, — чтобы она выкормила мальчишку.
Гисли вдруг грязно выругался и непроизвольно посмотрел на каменный выступ. Ари догадался, что капитан от жадности своей выставил мать ребенка на продажу, как только стало известно, что на её сына есть покупатель.
Уна, до этого стоявшая молча, подняла глаза на городского главу.
— Дай мне ребенка, — забормотала она, — я тебе всё отдам! Дом, драгоценности, рыбацкую шхуну! Отдай, отдай!
Уна рухнула на колени, протягивая руки к главе. Глава прижал младенца к себе и оттолкнул женщину ногой.
— Ты безумна! — закричал он на неё.
— Шестьдесят монет, — прошептала Ильва словно про себя. Её лицо стало сосредоточенным. — Младенец стоит так дорого?
— Не продавай своего, — рявкнул Ари и сам удивился тому, что ему не всё равно до этой болтливой идиотки. — Продавать своих детей — плохо.
— Что ты мелешь? — опомнилась Ильва. — Муж мне глотку перережет за сына!
И она торопливо, словно от искушения, пошла прочь. Уна продолжала причитать, стоя на коленях. Сквозь её плач прорывались слова «дай, дай, дай».
— Видишь, — обратился Ари к Бель, — ты видишь, почему я ненавижу всё это?
Она сочувственно прикоснулась к руке Ари. На этот раз он не стал отшатываться в ужасе. Раз уж у него началась такая странная жизнь, в которой разные женщины то и дело трогают его, так что же теперь делать? Придется привыкать.
8
Ари проснулся в то несчастливое время ночи, когда всё в мире застывает в ожидании рассвета. Ему почудилось, будто кто-то невидимый толкнул его в бок.
Некоторое время он бессмысленно таращился на спокойное лицо Джо, который спал на соседней скамье. Огонь в очаге уже догорал, и на кухне было холодно.