— Нет, — прошептал Ари с отчаянием, — ты не можешь так со мной поступить! Я убрал все амулеты!
— Так я и думала, — отозвалась Торве скрипучим голосом, и порыв ветра отбросил со лба волосы Ари. В лице спящего Джо ничего не изменилось. — Это твоя вина, гнилой побег Бъерна. Жаль, что он не оторвал тебе руки во младенчестве.
Эти слова удивили Ари больше, чем само появление призрака.
— Что ты несёшь? — спросил он, впрочем, без особой уверенности. — После смерти совсем поглупела?
— Амулеты Руты должны были не позволить мне вернуться. А ты, вездесущий червяк, убрал их. Теперь я буду тебе являться каждую ночь, имей в виду.
— Нет, — выдохнул Ари.
Суд Вальгарда и Ауд городской глава назначил на день праздника зимы.
Побережье уже было заковано в лед, и рыбаки теперь ходили по нему, как по земле. Охотники достали лыжи, а горожане старались лишний раз не высовывать носа из дома. Снега в этом году было больше, чем когда-либо, и городок становился всё ниже, погружаясь в сугробы.
Чужаки, которых забросили сюда судьба и поломанный корабль, расселились по городу, и капитан Гисли бесстрашно оставил свои башмаки у порога похоронившей пятерых мужей Уны. Приступ безумия у неё прошел, она больше не бросалась на колени перед городским главой, умоляя отдать ей ребенка. Младенца назвали Сальмундом, и бездетная дочь главы не выпускала своё сокровище из рук. Мать мальчика, рабыня капитана Гисли, ласки Вальгарда перенесла стойко, но почти сразу подхватила воспаление и быстро умерла, захлебнувшись кровавым кашлем. Страшные холода унесли с собой жизни ещё двух младенцев и одного рыбака, а потом погода смягчилась, и глава назначил праздник зимы, обрадовавшись тому, что снег перестал валить, а ветер немного стих.
Всё это время Ари провел, словно в бреду. Дни его омрачались ожиданием ночей, а ночи — бесконечным страхом перед появлением Торве. Ари немногое знал о призраках, но слышал, будто они могут погубить человека, причинившего им зло. Но Торве не спешила появляться вновь, и к дню праздника зимы Ари немного пришел в себя. Ему даже иногда казалось, что слепая старуха — не более чем сон или видение.
Но постоянные страх и бессонница сделали своё дело: Ари всё время чувствовал слабость, не мог сосредоточиться, отвечал невпопад, вздрагивал, когда к нему обращались, и горожане решили, что он стал ещё дурнее, чем прежде.
Рано утром в день праздника зимы в город вернулся Бъерн, рядом с ним в санях ехала закутанная с ног до головы прекрасная Сангррид. Бъерн сразу же вызвал городскую знахарку Стирбьерн и лекаря Джо. Ари пошел в дом отца тоже.
Сангррид выглядела очень плохо, у неё была желтоватая тонкая кожа, тусклые волосы, нездорово блестящие глаза. Запястья и щиколотки опухли, а живот был слишком большим для её срока беременности.
— Мерзавец! — злился Бъерн на зятя с равнины. — До чего он её довел!
Не поднимающая глаз Хельга принесла всем медового пива, и Ари невольно залюбовался наложницей брата. От Хельги исходило то особое свечение, какое бывало только у женщин, счастливых в браке.
— У неё слишком большой живот, — сказала знахарка Стирбьерн, осмотрев Сангррид, — пусть пьет только молоко, но не больше кружки в день.
— А ты что скажешь? — спросил мрачный Бъерн у Джо. Тот оглянулся на Ари.
Под изумленные взгляды отца и других Ари подошел к сестре и протянул руку.
— Ты позволишь?
Измученная Сангррид только равнодушно кивнула. Ари приложил ладонь к её животу. Он был привычно зол: на Джо, который притащил его сюда и заставил трогать эту некрасивую опухшую женщину, когда-то прекрасную и веселую; на Торве, которой приспичило являться; на Сангррид, которая так подурнела и ослабла. Но вся злость Ари не шла ни в какое сравнение с той злостью, которая билась под сердцем дочери Бъерна. В испуге Ари отдернул было руку, но совладал с собой и снова прикоснулся к круглому животу.
Ещё не родившийся младенец был зачат в такой страшной ненависти, что тело его матери просто не могло вместить её, поэтому всё распухало и распухало.
— Ты родишь сущего демона, — сказал Ари, отходя назад. Ему хотелось сунуть руку в ледяную прорубь.
Бъерн рассвирепел от этих слов и ударил Ари кулаком по лицу. Из носа хлынула кровь.
— Убирайтесь из моего дома! — велел он и Джо, и Ари.
Иске посторонилась, пропуская их. Ари ощутил, что она легко пожала его ладонь, словно утешая. Ари ущипнул её в ответ. Сейчас он нуждался в утешении больше, чем когда-либо за всю свою жизнь, но знал совершенно точно, что это утешение должно исходить не от Иске.