— Сейчас не время дразнить гусей, — сказал он.
Гуси — это такие птицы с длинными шеями, сестра Ари, Сангридд, рассказывала, что они водятся на равнине. Ари сообразил, что Джо сравнивает горожан с этими птицами, и фыркнул.
Торве провела ладонью по застывшему лицу Бель.
— За тобой идет смерть, — сказала она.
— Я несу жизнь, глупая старуха, — отозвалась Бель, отшатываясь. Торве задумчиво пожевала губами.
— Пока я чувствую мало жизни и много смерти.
— Это потому, что ты уже двумя ногами на погребальном костре, — не выдержав, крикнул Ари. Среди толпы послышались смешки, да и сама Торве улыбнулась.
— Хорошо, что ты теперь при деле, юный Ари. Из тебя получится хороший лекарь, мои внуки всегда становились спокойнее, когда ты подкрадывался к моему очагу.
Бель сердито оттолкнула старуху и чуть ли не бегом направилась к дому старой девы Оддни. Ари поспешил за ней, но краем глаза успел увидеть, как Джо на ходу подставил локоть для того, чтобы Торве не упала от толчка.
Во дворе дома с силой выбивала пыль из шкур одна из дочерей пивовара Атли.
Атли был очень неудачлив при жизни: его жена принесла ему трех дочерей и ни одного сына, а после его смерти эти неудачи перешли по наследству к девушкам. Атли умер, не успев выдать замуж ни одну из дочерей, и они остались без мужчины в доме. Пивоварня требовала сильных рук и крепкого здоровья, куда с ней справиться трем девицам. Теперь дочери Атли работали на чужих людей. Шкуры вытряхала младшая, Аса, подметала пол средняя, Аста, пекла хлеб самая старшая — Ауд.
Ари помнил, что его среднему брату, мечнику Снуву, нравилась Ауд, и одно время в доме говорили о скорой свадьбе. Но Снув, по обыкновению, ушел в море, и от него уже почти год ничего не было слышно. Это приводило Тови и Бъерна в ярость: всем было известно, что в морские набеги нужно уходить зимой, летом и осенью слишком много дел по хозяйству, и каждые руки всегда на счету. Но Снув терпеть не мог коровник, ненавидел заготовку сена и с каждым годом наведывался домой все реже и реже, а Ауд старела на берегу от многих хлопот и одиночества. Без мужчины женщина стареет в два раза быстрее, понятное дело.
Бель прошла в дом и протянула руки к каменной плите, которой заканчивался длинный открытый очаг на кухне.
— Тепло, — сказала она, прикрывая глаза. — Я начинаю превращаться в камень от постоянного холода.
Ауд без всякого выражения посмотрела на Бель.
— Я напеку вам овсяных лепешек, — решила она. — В кладовке старой Оддни еще осталась мука.
— Отец прислал нам кое-какой еды, — сказал Ари, сгружая свой мешок.
Ауд с любопытством посмотрела на него.
— Как вы собираетесь зимовать, если у вас нет никаких запасов? — спросила она. — Слепая Торве обещала очень холодную зиму.
— А разве нельзя купить у кого-нибудь еды? — отозвалась Бель, все еще стоящая с закрытыми глазами у очага.
— Купить еды? — удивилась Ауд. — Разве едой торгуют? Это же не бусы и не посуда.
— О боги, — пробормотала Бель, — какие же они здесь еще дикие, — после чего разразилась длинной яростной речью на своем тарабарском языке.
Аса начала заносить в дом шкуры, а Аста выстилала ими каменный пол. В доме Ари пол был обычный, земляной, а для тепла на него клали солому. Он никогда раньше даже не думал, что под ноги можно бросать шкуры.
— Мы с Ари будем спать на кухне, — сказал Джо, — ты займешь любую свободную комнату. Остальные закроем.
Бель сморщилась, но кивнула.
Ауд посмотрела на Ари.
— Есть новости о твоем брате? — спросила она.
— Все мои братья полные олухи, — ответил Ари, — но это не новость.
— Я выхожу замуж, — сообщила Ауд, — за кузнеца Вальгарда.
— Он убил первую жену и тебя убьет! — закричала из комнаты Аста. — Ари, скажи ей!
Ари пожал плечами, его мало волновали подобные вещи.
— Все равно Ауд не будет жить вечно, — заявил он, — так какая разница, от чего она умрет? Без старости даже лучше!
Бель и Джо странно переглянулись, услышав его слова. На лбу Бель появилась озабоченная складка.
Ауд, которой уже исполнилось девятнадцать, одобрительно подмигнула Ари.
— Моя молодость увядает, — ответила она сестре, — я только и делаю, что целыми днями думаю о пропитании для вас! А Вальгард щедр.
— Щедр и свиреп, — не унималась Аста. — Вот погоди, начнет он тебя бить, не так заговоришь!
Пятнадцатилетняя Аса принесла в дом последние выбитые шкуры и смахнула пот со лба.