Гринёв улыбнулся.
— Её Сиятельство и так при дворе обретается. К Императору последние полгода, как на работу ходит. Иногда, кстати, вместе с дочерью захаживала, — тайник укусил бутерброд со шпротиной. — Так что одна из твоих кадетов тоже ко двору приближённая, получается.
— Дела.
— Но не об этом сейчас. Сейчас о том, что Величеству всё равно плохо, даже несмотря на помощь целителей.
— Отравление? Порча? — в лоб решил спросить я.
Гринёв аж поперхнулся. Он же, по сути, лично за сохранность монаршей персоны отвечает.
— Типун тебе на язык, Скуф! — возмутился он. — Ты же знаешь, какой там уровень безопасности. Но… всё равно недомогает так, что иногда даже говорит с трудом. Приступами какими-то. А чего, да почему — непонятно…
И ещё…
Полгода? Величество же ко мне буквально недавно заезжал, и выглядел… да, хреново он выглядел. Я же ещё, помнится, подумал, что умотался. А оно вон чего. Почему тогда не рассказал? Что-то мне это уже всё не нравится, если честно.
— Тайна, — фыркнул Державин, — только кому надо уже в курсе.
— Это о чём речь?
— Пётр Петрович, — тут министры, не сговариваясь, погрустнели ещё сильней. — Его Высочество в последнее время очень сильно активизировался. Вернулся из Англии, взялся за государственные дела.
— Так! Дружочки мои ненаглядные, а вы не думаете, что…
— Тише, Скуф, — очень серьёзным тоном вмешался в разговор Молчанов. — Тише. Думай, что говоришь, пожалуйста. Не разводи крамолу. Пётр Петрович вернулся на Родину после того, как у Величества проблемы со здоровьем начались. Собственно говоря, он по этой причине и примчался. Ещё возмущался, что не оповестили.
Пётр, так его, Петрович. Исчадие династического брака с британкой, который был заключён во время войны, чтобы гребучий остров тоже хоть как-то поучаствовал в низвержении Лича.
А что самое противное — единственный сын.
Великий Князь по праву рождения.
Почему я к нему с таким негативом? Да потому что. Малой на родной земле не успел даже в первый класс пойти, как мать увезла его на островную родину. В какую-то специальную закрытую школу магии, где учатся все местные аристократы.
Дума Боярская башками покивала и решила, что для будущего Империи это будет полезно. Мол иноземные знания использовать на благо династии. Вот только до нынешнего момента, на родине наследник не появлялся.
. А единственное воспоминание, которое у меня о нём осталось, оно как бы… неприятное.
Как и у него обо мне.
Если он вообще запомнил эту нашу единственную встречу.
Дело было в одной из подмосковных резиденций Величества, мы тогда как раз победу праздновали. Лето было, первые числа. И как раз в тот день в пруду неподалёку лягушата созрели и толпой куда-то поскакали… это Лёха лучше объяснит куда они и откуда такой оравой валят, а я не биолог.
Так вот.
Скачут, значит, лягушата. Скачут, никому не мешает, а этот маленький белобрысый говнюк их своей магией в шарики надувает. Так что они лопаются с треском. И хохочет ещё заливисто так.
Ну я и не выдержал, помнится. Стал первым, кто по маленькой монаршей жопе надавал.
А Пётр Петрович изрядно от такого охренел. Не думал, что такое вообще может быть.
Величество всё видел, ясен хрен, и возражать не стал, — сказал, что всё правильно, и что наукой ему будет.
Во-о-о-от…
Сколько ему было тогда? Лет пять или шесть? Ладно, люди ведь меняются, причём не только в худшую сторону. Так что надо бы и впрямь к нему без негатива. Да и познакомиться при случае не помешает.
Н-да… Я-то уповал на то, что мы с Императором ровесники, и служить мне при нём одном придётся. Ну в крайнем случае пережить Николаича в глубокой старости, когда уже сам на настоящей пенсии буду. Так что от мысли, что придётся подчиняться его наследнику, на душе холодок пошёл. А ведь придётся, долг же. Столп Империи.
Хотя, дай бог Величеству здоровья. Он мужик крепкий, любую хворь поборет.
Так я подумал, а у самого перед глазами его недавний визит проплывает. Когда он мне «Альту» поручил.
— И что, Пётр Петрович активничает?
— Ага! — это вступил Державин.
Ректор тоже захмелел. Вот только если Тамерлан боролся с опьянением, как мог, то этот товарищ расслабился и поплыл по синему течению. Надо бы его уже в баньку вести, чтоб пропотел. А потом из ведра водицей колодезной обдать.
— Сделал! — осмелевший некстати ректор поднял бровь. — Столбики таможенные перекрасил и форму у нас в институте ввёл эту дурацкую! И ещё этот хрен… друг детства, мать его ети, достал он меня уже! Лазает всё, чё-то разнюхивает!