- Захотят. В конце концов, тут им и возможность принять участие, и зарплата на высоте будет. Да и скучно им, наверное, - как-то лирично заканчивает Тимофеич. - В общем, срок - два дня. Посылайте их в отдел кадров. Всем все ясно?
Все кроме Андрея энергично кивают.
- Ну, вот и отлично - Тимофеевич радостно улыбается. - Георгий, останься, пожалуйста. Остальным - удачного дня.
Я выхожу в коридор вместе с Андреем. Он мрачен и подавлен. Мы с ним молча выходим из здания, и здесь его прорывает:
- Они над нами надзирают! Камни!
Я киваю и апатично закуриваю, одновременно сгибая ноги в коленях, дабы размять.
- Все летит под гору! Камней в начальниках отдела не хватало! Нате! Они нас еще и контролировать будут!
Я открываю рот, чтобы выразить свое авторитетное мнение, но Андрей, глянув на меня, говорит.
- Вот только не надо говорить «это же просто камни». Не надо. Во-первых, там и кактусы скорее всего будут, в этом комитете сраном, а во-вторых, ты всегда так говоришь. Только вот им это не мешает, видимо. Чувствуешь? Все меняется. Постепенно меняется.
Я захлопываю рот и киваю. Что поделать, Андрей прав. Все меняется.
- Я просто хочу знать причины. Зачем нам КОК? Из каких соображений исходили в ОВ(П)ЕЗдУ? Или у нас с показателями что-то не так? Или их, камней, права мы ущемляем? А? Почему?
Я пожимаю плечами.
А что сказать-то? Я тоже понятия не имею, зачем нам этот комитет. И да, я хотел сказать, что «они же камни». Но да, Андрей прав, камни они или нет, а катится все к чертям. Причем не могу я объяснить, что тут плохого, в камнях. Но чую, что не к добру это.
Мне не нравится даже не то, что именно камни постепенно интегрируются в ИКОТу. Мне не нравится скорее какое-то нарастающее безумие этих приказов. Все страннее и страннее. Я уже давно представлял себе законодателей наших чудесных какими-то старыми маразматиками, которые постепенно сходят с ума под воздействием своих снотворных или что там они глотают. И видно - маразм-то прогрессирует. Возможно, скоро они будут писать свои приказы дерьмом на стенах, пуская слюни и гукая, как младенцы. А возможно, они уже сейчас так и делают, кто знает. В любом случае, теперь, когда моя позиция «они же камни» пошатнулась, я не знаю, как к этому относится. Поживем - увидим.
- Как думаешь, - спрашиваю я Андрея. - Может быть такое, что ОВ(П)ЕЗдУ пишут законы дерьмом на стенах?
Андрей раздраженно смотрит на меня, и я решаю перевести разговор в другое русло.
- Ладно, ты сейчас куда?
- На участок. Внеочередной прием посетителей. Заодно и проинформирую их. Про комитет, - говорит он с горькой язвой в голосе.
Я киваю. А я вот сейчас не занят вообще ничем, чего ни разу за время моей работы не случалось. То есть, конечно, надо походить по камням, рассказать им про комитет... Но это все тот же прием посетителей. Коим мы и занимаемся с тех пор, как камень стал начальником. Все-таки более конкретные распоряжения он почти не дает, так что нам приходится самим искать себе работу.
- Да, - выдавливаю я, не зная, что еще сказать. - Надо проинформировать.
Андрей смотрит на меня, почесывает щеку и, ничего не говоря, направляется к выходу в пустыню. В последнее время он постоянно уходит, не прощаясь. Просто смотрит этим взглядом пса побитого, разворачивается и уходит. И я не могу понять, он уходит туда, чтобы спрятаться от чего-то или, наоборот, из каких-то мазохистских побуждений?
Когда-нибудь его все-таки хватит инфаркт.
А я решаю устроить себе маленький дообеденный сон.
***
ИКОТА.
Огромный мастурбирующий комплекс. Сотни людей сегодня работали на благо... Не знаю чего.
В этом моя проблема.
Сотни людей сегодня работали на благо, очевидно, массового оргазма от проделанной работы. Процесс ради процесса.
Я испытываю угрызения совести.
Довольно слабые угрызения совести, которые я легко могу задавить.
Но все-таки пока целая система, частью которой я являюсь, желая того или нет, целая система работала, трудилась, а я нагло давил харю.
Так что сейчас я абсолютно доволен своей жизнью.
С некоторым сожалением я откидываю в сторону одеяло, потягиваюсь и встаю с кровати.
В коридоре раздается глухой удар. Подумав, я понимаю, что это уже не первые проявления активной жизнедеятельности за пределами моей комнаты. Вроде бы я и проснулся из-за этого шума. Я стряхиваю с себя последнее тепло дневной дремоты и одеваюсь.
- Ээээ, стой, тихо! - я резко придерживаю дверь, которую только что распахнул самым царственным жестом. Гоша, несущий под мышкой стопку досок, в которых я узнаю часть разобранной кровати, извивается в каких-то диких кульбитах и умудряется-таки избежать столкновения с дверью. В этот момент он почему-то напоминает мне камбалу. Я ухмыляюсь.