В общем, данный прецедент перевернул все с ног на голову. Был издан приказ, естественно. «Об усилении внутреннего контроля». Были проведены многочисленные проверки. Как начальников, так и простых служащих. Как ОВК, так и КОКом.
В свою очередь, у последних обнаружились многочисленные разногласия относительно как тактики и методики проведения этих проверок, так и их результатов. Как и ожидалось, внутренний и общественный контроль запутались в полномочиях друг друга. Опять же, полезла наружу их антагонистичная сущность. Государственному и общественному контролю, все-таки, крайне сложно уживаться, когда общество представлено абсолютно иными формами жизни, нежели государство. Конечно, мы не расисты и не ксенофобы, но только человек крайне недалекий не заметит, что выполняя, по сути, одни и те же задачи, ОВК и КОК ориентируются на интересы слишком разных социальных групп - сотрудников ИКОТы с одной стороны и кактусов с камнями, то есть, извините, общества с другой. В ОВК довольно строгие требования к соискателям, так что недалеких людей там не так уж и много, а в КОКе недалеких людей, да и просто людей, вообще нет в силу специфики сущности и назначения данного органа. Так что они изначально смотрели друг на друга с подозрением.
Опять же семьсот двадцать восьмой подорвал и без того хрупкое доверие к камням. Первый камень, назначенный на такую должность и сразу же взяточник! Ребята из ОВК охотно ухватились за этот повод и пошли шерстить самых твердолобых из наших сотрудников. КОК же, нахохлившись, как снегирь на железных перилах, отстаивал их честь.
Одним словом, они сцепились - начали кусаться, грызться, проверять и перепроверять друг друга, перетягивать одеяло... то есть компетенцию, в общем, зажили счастливой семейной жизнью, будто бы десять лет в браке.
Из-за этого взвыли остальные сотрудники. Все-таки довольно сложно работать в условиях постоянных проверок сразу двумя отделами. Что-то вроде попытки усидеть сразу на двух стульях, каждый их которых без ножки и горит.
Больше всего интереса уделялось нам, отделу, которым руководил семьсот двадцать восьмой. Когда мне в четвертый раз пришел запрос из КОКа на находящиеся в моем производстве материалы, которые я уже отправил на проверку в ОВК, пришлось воспользоваться отработанной тактикой и притвориться, что я не умею общаться с камнями. Это было несложно. Все дальнейшие запросы из КОКа, которые я каждое утро обнаруживал на своем столе, отправлялись в урну. По крайней мере, одна проблема была решена. Мои коллеги не могли себе этого позволить. Да и запросы к ним шли редко, намного реже чем личные вызовы в ОВК. Взялись за них, видимо, серьезно. Сенька, Паша, Гоша, то есть почти весь наш отдел, все они, пока мы с Андреем были в пустыне, приобрели замечательный пепельный оттенок лица и привычку вжиматься в кресло, когда открывается дверь в кабинет.
А через две недели после ареста нашего начальника его место по приказу сверху занял Андрей. Лица моих коллег начали рассыпаться на ветру. Я задумался об увольнении и побеге. Я думал, что было бы неплохо пойти по следам тех людей, чьи жилища мы нашли в пустыне. Найти их, присоединиться к ним. Зажить вольным хлебопашцем. Или пастухом. Или как они там добывали еду. У них-то ведь не было никаких военных складов с запасами на сотни лет. Что же они делали? Как жили?
Я так и не нашел ответы на эти вопросы, потому что под руководством Андрея думать о чем-либо кроме работы и - иногда - самоубийства оказалось невозможным. Производительность отдела резко подпрыгнула, в то время как мы играли роль батута под толстым ребенком - хрустели и превозмогали. Планерки стали очень нервным занятием. Особенно для Сеньки, Паши и Гоши. Отчитываясь перед Андреем, они показали мне, как плавится лицо у человека.
Они боялись не зря, конечно. Они имели основания полагать, что и у Андрея были на их счет определенные подозрения. Нечего было орать всякое на каждой лестнице. Да и после назначения семьсот двадцать восьмого на должность они вели себя странно.
Однако Андрей не стал устраивать служебных расследований и других вредных для показателей вещей, а поступил умнее, загрузив их работой так, что у ребят появилась вполне реальная возможность разделить судьбу нашего транспорта.
Который, я напомню, сдох.
По крайней мере, перед этой ужасной смертью они послужат на благо показателей нашего отдела, как госслужащие! А не как дрова в молохе нашей судебной системы, которая в итоге все равно выплюнет их либо обратно за неимением нормальной тюрьмы. Так, как я думал, рассуждал Андрей.