На массивном столе громоздятся стопки бумаг. За столом - устрашающая фигура следователя. Огромный силуэт под два метра ростом, монолитно-черный на фоне окна, он нависает над этой комнатой, как всевидящий маяк над рыбацкой деревней, как разочарованный в жизни отец с ремнем в руках над провинившимся ребенком. Это его территория. Здесь он главный.
Он кактус.
Просто здоровый кактус, стоящий в горшке. За столом. Он щетинится длинными тонкими иглами, всеми силами имитируя суровую небритость, но он кактус. А на его верхушку натянута элегантная фетровая шляпа, которая выглядит на нем так, будто кто-то, собираясь домой, забыл ее на вешалке.
Эта шляпа меня и доконала.
От живота к горлу по моему телу проходит пульсирующая волна, сдержать которую я не в силах. Я сгибаюсь пополам, сжимаю живот руками и начинаю смеяться.
Хохотать.
Ржать.
Я не могу остановиться.
По щекам уже текут слезы. Мне свело челюсть, ее стянуло болью, так что я сомневаюсь, что смогу разжать ее в ближайшее время.
«Как он теперь будет меня допрашивать? Меня прихватило, как бульдога на медведе», - думаю я и представляю себя, болтающегося на лапе медведя. Медведь танцует по поляне и машет мной, как тряпкой, пытаясь скинуть с себя, а я только глухо рычу ему в шерсть. Я не могу сдержать все новых и новых толчков смеха.
Мой живот сейчас надорвется. Мне не хватает воздуха. Мой смех уже превратился в истеричные всхлипы, что-то среднее между криком голодной чайки и хитрой усмешкой довольного осла.
Я кое-как доползаю до стола следователя и усаживаюсь на расхлябанный стул перед ним. Стул опасно кренится, но не разваливается подо мной, что радует.
Через несколько минут я успокаиваюсь. Из меня все еще вырываются смешки, но это лишь отголоски истерики. Сейчас я чувствую себя просто замечательно! Как после приема у психолога - будто бы с меня что-то свалилось. Будто бы я избавился от всех тягот и проблем. Будто бы теперь я снова свободен, снова могу смеяться, радоваться, жить! Будто бы ничего и не было.
Отдышавшись, я, наконец, поднимаю глаза и на столе замечаю еще одно дополнение к образу матерого детектива - пепельница, в которой еще тлеет, дымясь, недокуренная сигарета. Она лежит на бортике пепельницы, так, словно ее просто отложили на секундочку, чтобы не занимать руки.
Эта сигарета отзывается в моем сознании пропущенным ударом в челюсть.
«Это какая-то шутка», - проносится в голове.
На меня наваливает усталость. Слезы на щеках становятся холодными. Смешливая пустота в голове начинает неприятно звенеть. Я чувствую себя самым настоящим ослом, который не может понять, розыгрыш это или нет? Не может понять, а потому не может и адекватно среагировать, выставляя себя посмешищем.
Так что я сижу тут, перед кактусом-следователем, с мокрыми глазами, прерывистым дыханием и ощущением, будто мне сарказмировали на лицо.
Противно.
Пересилив себя, я отрываюсь от пепельницы и перевожу взгляд на следователя. Мне тяжело смотреть на кактус, будто бы я чем-то провинился перед ним. Он висит надо мной осуждающей тенью, давит на меня. Еще бы лампу мне в глаза направил, детектив двудольный.
Честно говоря, знал бы я, в чем сознаваться, сознался бы, как миленький.
Через какое-то время мне это надоедает.
- Еще вопросы есть? - хмуро спрашиваю я у кактуса.
Он молчит.
Я встаю со стула. Он не возражает.
- Ну, я пойду?
Он молчит. Молчание - знак согласия.
- Что же... До свидания, - я киваю кактусу и поворачиваюсь к двери. На пороге уже стоит мой охранник.
Увидев мое смятение, он говорит:
- Пошли уже!
Я пожимаю плечами и следую за ним.
***
Видимо, следователь отпустил меня как раз к ужину, потому что как только я зашел в камеру, за моей спиной лязгнуло дверное оконце. Еще одна оловянная тарелка.
Может быть, моему охраннику просто хочется уйти с работы пораньше. Не могу его винить. Наверное, тяжело поверить в собственную значимость, обслуживая интересы одного единственного человека. Причем преступника.
После посещения следователя я почти ничего не чувствую. Не знаю, выдохся я или просто устал. Но сейчас, думаю, я смогу что-нибудь съесть. Надо, весь день, все-таки, не ел.
Глядя на эту оловянную тарелку, я подсознательно ожидаю увидеть в ней баланду из прогорклых огурцов, подгнившей картошки, квашеной капусты и соли. Но нет - там вполне сносный супчик из нашей столовой. Ну да, в ИКОТе вся пенитенциарная система - две камеры предварительного следствия, откуда здесь отдельная кухня для заключенных?
«Заключенных...» - мысленно повторяю я и хмыкаю. Забавно, я, наверное, первый человек-заключенный за много-много лет. Черт, даже здесь нас камни обогнали!