В этот раз в кабинете нет семьсот одиннадцатого, только я и кактус.
Я все не могу привыкнуть к черному силуэту на фоне окна. Его непоколебимость пугает меня и вгоняет в робость.
Но я все-таки совершаю над собой волевое усилие и иду к нему.
Прямо на краю стола, так чтобы я видел, лежит листок бумаги, прижатый ручкой с уже снятым колпачком. Постановление о привлечении в качестве обвиняемого... Ого! Я обвиняюсь в покушении на убийство камня семьсот одиннадцать.
Серьезно, но... справедливо. Все-таки, я собирался выкинуть его из окна. Поразительно, мне ведь даже нечего возразить.
Печальнее всего то, что я даже не удивлен.
В конце документа - должность кактуса (старший следователь Комитета Общественного Контроля, Кактус номер сто тринадцать) и место для моей подписи.
У меня такое ощущение, словно кто-то сверху управляет мной, как марионеткой. Будто меня волочат за шкирку, непонятно куда и непонятно зачем, а потом дают пинка под зад - выступай на потеху кому-то. А кому? Тоже непонятно.
Но сопротивляться сейчас у меня нет ни сил, ни желания. Поскорее бы это все закончилось, вот и все.
Я ставлю свою закорючку в документе и встаю со стула.
Охранник уже ждет меня в дверях.
***
Сон не идет.
Я лежу на спине и смотрю на светло-голубую лунную линию, разрезающую темный потолок на две части.
Да нет. Вообще-то, все понятно. Если кто-то у нас и может волочить за шкирки и раздавать пинки, то это ОВ(П)ЕЗдУ. Это ведь из-за них все происходит, верно? Это из-за их приказов камни стали равноправными членами общества, а люди градом посыпались из окон.
Но зачем?
Я привык относиться к законодателю, скорее, как к стихийному явлению, для меня они всегда были абстракцией - горсткой старых маразматиков-психопатов, которые на ночь вместо чепчиков надевают на головы пакеты с клеем, а с утра вместо бодрящей чашки кофе вмазываются хмурым. И как может выглядеть законотворческий процесс этих людей? В лучшем случае - что-то сродни лото.
И, что интересно, все относятся к ним примерно так же. Нет, не в том смысле, что все считают глав нашего двора какими-то психопатичными наркоманами с замашками Калигулы. Но власть Органа Временного (Постоянного) Единого Законодательного Управления фактически безгранична. Никто уже даже не пытается понять их, никто уже даже не видит в них людей. И это странно. Учитывая, что они совсем рядом. ОВ(П)ЕЗдУ занимает отдельное здание прямо здесь, в ИКОТе. Ах, ну да, отдел образования же хорошо работает! Настолько хорошо, что постепенно превратил их в сознании людей в каких-то полубогов.
Но все-таки они люди. И мне как-то не верится, что все они поголовно наркоманы и душевнобольные. Ведь, надо признать, в их действиях есть определенная последовательность. Шизофреничная и больная, но все-таки последовательность. Видно какое-то развитие, куда бы оно ни шло.
А значит, у них должны быть какие-то мотивы.
Но какие?
Черт их знает.
Ладно, что мы имеем. Во-первых, их власть уже закрепилась в нашем подсознании как рефлекс. Во-вторых, их приказы становятся все более провокационными. Что из этого следует?
Думаю, только одно - они хотят посмотреть, что будет.
Мне становится неуютно. Я представляю себе ребенка, жгущего муравейник лупой.
И зачем?
А что еще делать ребенку? Особенно, если у него под рукой кроме муравейника и лупы нет ничего на миллионы километров вокруг.
То есть, все-таки не шизофрения, а эксперимент? Пусть и из скуки и отчаяния, но эксперимент? С другой стороны, кто знает, когда этот эксперимент мог свести с ума их самих.
Тьфу, черт! Кругами хожу.
Я недовольно ворочаюсь на нарах, и они скрипят в унисон моему настроению.
Ладно, хрен с ними. Надо от них отвлечься. Надо лучше подумать о своей судьбе. Меня ведь уже признали обвиняемым, значит, дальше только суд. И что мне там делать?
Признать вину или попытаться защищаться?
А как защищаться?
Встречный иск? Вообще, нос-то он мне сломал, конечно. Если отбросить тот факт, что я сам на него со стола упал. Но в данной ситуации даже я признал бы это необходимой обороной. А если еще и не отбрасывать тот факт, что я на него со стола...
Врать? Нет. Все-таки, совесть у меня пока не отвалилась. Да и три свидетеля...
Давить на жалость? Кому? Можно, конечно, ходатайствовать о суде присяжных, но ведь госслужащие присяжными быть не могут. А значит, ими будут суровые твердые камни, насмешливые колкие кактусы и, в лучшем случае, пара впечатлительных ломких веточек. Из такой публики много жалости не надавишь. Только время тратить.
Подкуп, угрозы, шантаж? Нет, в моем положении не выйдет при всем желании. Хотя... Если, допустим, договориться с охранником... Нет-нет! Все-таки совесть у меня пока не отвалилась.