А что, если аффект? Сильное душевное волнение? Нет, не поверят. Какое душевное волнение может быть у сотрудника, только что ознакомленного с новым приказом? Вообще-то, из-за этого приказа человек умер! У меня на глазах! А тем более. Новый начальник - новые возможности. Опять же, сотрудники любят начальников-камней - не такие требовательные.
От всего этого цинизма у меня пропадает всякое желание даже думать об этом. Прав был Иван Иваныч. По всем пунктам.
Значит, мне остается только путь праведника.
***
- Фух, ну и жарища! - судья, весомая женщина средних лет с живым подвижным лицом и высокой прической неопределенного цвета, трясет ворот мантии, проветривая телеса. - Петюня! Открой окно!
Судебный пристав Петя, не имеющий никакого выражения лица, что делает его похожим на хорошего дворецкого, уже третье поколение передающегося по наследству в роду аристократов, встает со своего места у входа в зал.
- Ветер на улице, Тамара Степановна! - недовольно пищит девочка-секретарь. - Сквозняк будет!
Петя, помедлив, начинает садиться обратно.
- Вот и хорошо. Зал проветрим. Петя, что ты сидишь?
- Дуть будет! Я только с больничного!
- О господи! - судья закатывает глаза. - Лизка! Что ты как бабка! Тебе ж всего двадцать семь! - я замечаю, как по лицу у секретарши прокатывается едва скрываемая волна злости. Тамара Степановна не обращает на это никакого внимания и с самозабвенной радостью капризного ребенка обращается к приставу: - А ты, Петя, ты кого слушаешь, судью или секретаршу?
Последний аргумент оказывается решающим. Петя встает и, поеживаясь под взглядом разъяренной кошки Лизки, топает через весь зал к окну, которое как раз над моим местом.
Вообще, зал заседаний - это слишком громко. Обычная средних размеров аудитория. Перед входом - пять рядов стульев, напротив - массивный судейский стол, по бокам от него - еще два, поменьше. Вот за одним из них и сижу я.
- Петь, и дверь открой, - командует Тамара Степановна. - Пусть воздух циркулирует.
Петя, только что севший на свой стул, крякает и тащится к двери. Секретарша смотрит на судью с явным недовольством. Тамара Степановна же всем своим видом демонстрирует полную удовлетворенность жизнью - она мечтательно, с легкой лирической улыбкой смотрит в окно, подставляя лицо ласковому ветерку.
- Ладно, - она, наконец, спускается в нашу действительность. - Пора отпускать правосудие. Хоть на все четыре стороны! - судья довольно и на удивление раскатисто похохатывает и обращается к секретарше: - Лизка, что там с явкой.
- Все явились, - как только разговор перетекает в ее профессиональную сферу, Лизка сразу отбрасывает все эмоции и принимает бесстрастный вид.
- Замечательно! Погнали! - судья эффектно дает отмашку рукой и, шурша мантией, встает.
- Всем встать! - строго приказывает Лизка. - Суд идет!
Я встаю.
Тамара Степановна снова бухается в кресло и покровительственно кивает в зал.
- Садитесь! - разрешает секретарша.
- Ты сама-то что не вставала? - ухмыляется Тамара Степановна.
- А я это... Ой! - Лизка виновато опускает глаза в стол.
Тамара Степановна отпускает еще несколько басовитых смешков и начинает:
- Заслушивается уголовное дело номер двенадцать точка два, - она прерывается и с напускным порицанием смотрит на меня. - Что это вы разошлись в последнее время? ...двенадцать точка два о покушении на убийство номера семьсот одиннадцать. Судебное заседание объявляю открытым!
Она с видимым удовольствием и даже смаком три раза стучит молотком.
- Так. Дело рассматривается мной единолично. Меня зовут Тамара Степановна Кузнецова. Поняли? Хорошо! Теперь. Со стороны защиты у нас, значит... Подсудимый! - от неожиданности я вздрагиваю. - Мне вас как представить?
Интересный вопрос.
- А что, в материалах дела этого нет?
- Есть. Кстати! Вам постановление-то обвинительное хоть показывали?
- Показывали.
- Вы его подписали?
- Ну да.
- Ну, все, значит, вы обвиняемый! - Тамара Степановна весело подытоживает конец этого диалога еще одним ударом молотка. - Так, кто там дальше?
Дальше мой защитник, с которым я познакомился десять минут назад. Номер триста девятнадцатый, небольшой пучок перекати-поля, сидящий рядом со мной. Сейчас он дрожит толи от волнения, толи от сквозняка. В любом случае это не придает его виду уверенности и профессиональности. Наоборот - рушит мои последние надежды на благополучный для меня исход дела.
Государственный обвинитель, номер четыреста восемьдесят первый, наоборот - спокоен, собран, серьезен. Он явно намерен выиграть процесс. Ну, это у камней менталитет такой, что с них взять. Будут стоять до конца.