Доделав факел, я смотрю на четырехэтажку. Наверное, со стороны я выгляжу жалко и дико - сижу тут на заднице в одноруком пиджаке на голое тело, обросший до состояния выходца из пещеры, и просто тупо смотрю исподлобья туда, откуда двадцать минут назад драпал, как крыса с тонущего корабля.
Но это только взгляд со стороны.
Чувствую я себя еще хуже. У меня нет сил даже на то, чтобы встать, не говоря уже об очередном заходе по черному лабиринту забытых коридоров. В первый раз я там чуть не убился. Все мои руки в синяках и ссадинах, а на лбу звенит шишка размером с кулак. Но ободранные руки и чудом уцелевшая голова - это полбеды.
Я устал, и я хочу пить.
Жажда убивает меня. Мой рот и горло будто набиты песком, мне хочется отплевываться, но у меня уже нет слюны. Язык шаркает по небу и щекам, как выброшенный на пляж кит, бьющийся в мучительном предсмертном танце.
Эта идиотская истерика в бункере дорого мне обошлась.
Я совсем ослаб. Руки дрожат, я даже рукав на факел с трудом намотал. Ноги дрожат, если я встану, то, скорее всего, просто подкошусь на месте и так и останусь сохнуть под солнцем. Меня подленько подташнивает, перед глазами плывут круги. А в голове - невыносимая легкость бытия, пусто, только струна все пищит. Не порвалась, видать, в бункере. Даже колокольная пульсация шишки на голове чувствуется слабо, как издалека, как сквозь вату. Да и вообще все чувствуется, как сквозь вату.
Кажется, если я попробую встать, то отключусь.
А если не встану и не пойду в бункер, то точно отключусь.
Меня снова разбирает усталая злость на себя. По спине пробегается холодная дрожь.
Как ребенок. Темноты испугался.
Сейчас, на свету, под злым солнцем, и эта слепая темнота, и эта тяжелая тишина, и барабаны сердца, и стократное эхо собственных шагов, и образ бледных тварей, и страх, все это кажется мне просто осколками только что разбитого сна.
Я все-таки встаю. Звон в голове на мгновение повышается до пронзительной иглы, в глаза бьет белизна. Чтобы не упасть без сознания, я упираюсь руками в колени. Мои ноги готовы в любой момент лопнуть и сдуться, как воздушные шарики.
Я не падаю в обморок.
Это хорошо. Если упаду - не встану.
Перед спуском в бункер я освобождаю рюкзак от вещей. Гениально.
В первый раз я просто бросил рюкзак рядом с крыльцом. Дебил.
Чем я ближе к этой чертовой лестнице, тем сильнее индевеют внутренности. Темнота и шныряющие в ней образы все отчетливее вырисовываются фантазией. Но я отгоняю их, делаю глубокий вдох и, не останавливаясь, ныряю в густую темноту.
Нужно торопиться, пока я еще в состоянии двигаться.
***
Или они просто боятся света?
Я замираю. Эхо моего последнего шага испаряется и оставляет меня наедине со стойким желанием обернуться.
Они уже близко. Совсем. Их костлявые белесые руки, растущие из темноты, уже в считанных сантиметрах от моей спины. Сейчас они схватят меня, до крови вопьются своими грязными обломанными ногтями в плечи, под ребра, обовьют мои руки и ноги, зажмут рот затхлыми ладонями и утащат меня к себе - туда.
Я закусываю губу.
Нет. Еще одна истерика - и мне конец. Либо инфаркт, либо обезвоживание.
Либо разобью свою тупую башку о стену. Самый, пожалуй, закономерный исход в моем случае. Столько лет только и делал, что долбился ей, этой башкой, обо все подряд. В основном - о чужие бошки. Пытался достучаться и вот - достучался.
Я представляю себе лучшее символическое воплощение всего моего существа - неровный, смазанный книзу кровавый отпечаток моего лба на серой стене. Я представляю себе самого себя, лежащего под этим пятном - оборванная и растрепанная куча с густым кровавым нимбом, медленно расплывающимся вокруг головы. Факел, напитываясь кровью, медленно тухнет, последний виток дыма растворяется в воздухе и на мое тело опускается саван черного бархата.
От прозаичности этой сцены мне становится легче.
Вот и все, что мне светит. Лучше уж костлявые монстры.
Я вымученно ухмыляюсь и снова иду вперед.
Абсолютная чернота коридоров - идеальная иллюстрация солипсизма. Существует лишь то, что вырисовывается из тьмы дрожащими желтыми красками факела. Мир проступает сквозь тьму, живет несколько секунд, а потом снова растворяется в ничем. А в самом центре этого туманного ничего - я.
Ничего не изменилось, просто сейчас я наяву плаваю в собственной метафоре.
Я хмыкаю. Вокруг черный хаос, а в самом его сердце - я с факелом. Не самая скромная метафора получается.
Плевать.
Передо мной - еще одна лестница. Темнота внизу еще темнее. Темнота внизу плотная и упругая, масляная, как нефть.