Я делаю еще один глубокий вдох и с холодным сердцем спускаюсь. Сначала мне кажется, что эта тьма не расступится даже перед огнем. Что она сейчас вскипит, взбугрится и слизнет меня со ступеней, поглотит. И что я не смогу выплыть из нее, захлебнусь. Может быть, я пропитаюсь ей и когда-нибудь, через миллион лет, мое законсервированное липкой тьмой тело найдут в этой гробнице былых времен.
Хоть и нехотя, тьма расступается.
Думаю, я смогу пройти до конца.
***
Коридоры не были идеальным солипсизмом. Коридоры не были первозданным хаосом.
Когда я отошел от входа в хранилище на несколько шагов, я оказался в концентрированном нигде. Должно быть, сюда проваливается весь мир, когда я закрываю глаза.
Небольшой пляшущий огненным светом круг цемента под ногами - вот все, что здесь есть. Возможно, это все, что вообще есть.
У меня появляется странное чувство падения в бездну и начинает кружиться голова. Пол подо мной опасно кренится.
Я встряхиваюсь и щипаю себя за ляжку. Пол возвращается на место. Я убеждаю себя, что это от голода и жажды. Я заставляю себя пойти вперед. Не хватало еще в обморок здесь упасть.
Через несколько шагов передо мной начинают материализоваться складские стеллажи. Мой рассудок хватается за них, как матрос потерпевшего крушение корабля схватился бы за обломок мачты.
Если бы я упал в обморок, умудрившись не разбить голову об пол, то, наверное, очнулся бы через несколько часов. Факел бы уже затух к тому времени. Я бы истерил. Я бы шатался во тьме, натыкаясь на стены, я бы заплутал в стеллажах. Я бы слушал скачущее по стенам эхо собственного крика. Я бы сломал все ногти в попытках проскрестись к выходу. Я бы ползал на четвереньках, окропляя цемент слезами. И, в конце концов, я бы сдался. Я бы оказался частью тьмы. Я бы с ней слился. Я бы сошел с ума и стал бы тем, кого так боялся совсем недавно - бледным безумцем, мечущимся по лабиринтам собственного сознания.
Армии консервных банок тускло и желто блестят, почему-то напоминая мне самураев, держащих наготове свои катаны. Горы мешков с крупами лежат, как трупы на чумных улицах. Баррикады коробок и ящиков, деревянных и металлических, картонных и пластиковых.
А где бутылки? Где банки?! Канистры! Бочки и бочонки! Где?!
И только пройдя почти в самый конец хранилища, уже на пороге новой истерики, злой и безнадежной, я нахожу воду. Лучистые башни из пузатых пятилитровых канистр. Преломляя свет факела, они брызгают на стены желтыми пятнами.
Я сдерживаю себя, но моего самообладания хватает только на то, чтобы аккуратно отложить мой светоч.
Дрожащими руками я хватаю ближнюю канистру, и она тут же выскальзывает из пальцев, падает и подпрыгивает, недовольно булькая. Я валюсь за ней на пол, расшибая колени, откручиваю крышку, обдирая ладони, и прикладываюсь к широкому горлышку.
Холодная!
Я пью.
Я глыкаю.
Я захлебываюсь.
Мой рот был настолько сух, что даже не сразу почувствовал воду. Сначала - только холодок, а потом... Вода! Целые потоки! Не куцые и экономные, а полноценные глотки! Затопление солевой пещеры! Разбухший кит языка со смачным шлепком плюхнулся в море! Он снова двигается! Он снова плавает!
Вода!
Вода льется на грудь, на штаны, на пол целыми потоками. Я буквально сижу в луже. Меня бьет озноб, холод пробирает до костей. Канистра скачет в окостеневших руках.
Я оживаю.
***
Пустынное солнце врезается в глаза раскаленным сверлом - раздирает зрачки и вгрызается в сетчатку, ослепляет. Солнце прожигает опущенные веки, перечеркивая весь солипсизм красными капиллярами. Даже с закрытыми глазами я ощущаю пустыню. Огромная туша ветра шуршит эфирным пузом по бесконечному наждаку. Песчинки пересыпаются и перешептываются. Всего меня, еще мокрого и холодного, обволакивает тепло.
Вся эта какофония ощущений оглушает после звона черной пустоты.
Мне повезло не раствориться там, но здесь я точно растворюсь. В своем вечном видении, одновременно и страхе и фантазии, - бесконечной соленой пустыне.
***
Глаза слипаются...
Я вышел из бункера, булькая и переваливаясь, и припер с собой три канистры воды и целый ранец консервов. Рано или поздно придется снова спускаться туда, но не сейчас. Сейчас мне спокойно.
И уныло.
И обидно.
Но в основном - спокойно.
Я сыт. Я сожрал две банки каких-то консервированных макарон с мясом. Я их даже разогрел на огне.
Я покурил.
Я высох и мне тепло.
Глаза слипаются...
Не надо было разжигать костер. Запас деревянной мебели здесь далеко не бесконечен. Как я буду ходить в бункер без света?
Черт, а ткани уже вообще почти не осталось.