Так начал зарождаться распорядок дня.
Подъем.
Обход жестяного кладбища.
Утренний прием пищи.
Подсчет пустых банок, пригодных для возведения новых пирамид.
При наличии достаточного количества банок - строительство.
Дневной прием пищи.
Прогулка или медитация.
Еще один обход.
Вечерний прием пищи.
Прогулка или медитация.
Отход ко сну.
Мне совсем не было весело, зато не надо было ни о чем думать. Но спустя полторы башни мне в затылок начала долбиться неприятная мысль. Я отгонял ее, надеясь защитить свое здравомыслие. Я отбрыкивался и уворачивался. Я старался думать о банках. Я считал, сколько мне еще нужно нажрать консервов для следующей пирамиды. Я извивался и хитрил, но эта мысль меня настигла.
Сидя на заднице, перед полупостроенной пирамидой из пустых консервных банок, рядом с почти таким же полем, где вместо маленьких пирамидок - большие каменные мегалиты, я ощутил себя ребенком, слепо подражающего взрослым. Ребенком, сидящим за детским столиком рядом с большими друзьями мамы и папы, серьезно кивающим каждому непонятному слову о политике и экономике.
Кажется, я не могу найти себе достойного занятия. Кажется, мне совсем нечего делать.
Я это и так знал, но уже почти забыл. Однако именно сейчас эта мыслишка, вылезшая откуда-то из тяжелого сундука, в который я ее засунул, который обвязал цепями и утопил в глубине подсознания, именно сейчас она всплыла, пронеслась через голову и оставила на прощание это идиотское ощущение детской отчужденности.
Зачем мне все это? Почему я этим занимаюсь?
И снова старые вопросы, и снова старые ответы. Я пришел к началу. Все это было слишком похоже на попытку вернуться к ИКОТе. Бессознательная, бездумная, почти инстинктивная тяга к былому. К тому, к чему привык, к тому, чем я всегда жил.
Я пытался противиться и упираться. Я с капризным упорством продолжал строить. Я начал есть больше консервов, чтобы пирамиды росли быстрее. Я настырно давился и злобно насиловал себя.
И этим только еще больше напоминал себе ребенка.
Пирамиды перестали удовлетворять меня. Рутина жестяного прораба стала раздражать. Руки снова задрожали, пальцы снова заползали, ноги снова нервно затряслись.
И я забросил. В конце концов, я просто отложил банку, которую уже готов был поставить на вершину очередной пирамиды, и не закончил ее.
Я ушел со своего кладбища и снова увидел бесконечную пустошь.
Колесо судьбы завершило очередной поворот.
Я снова стоял, дрожа, как наркоман, и не знал, что мне делать.
Может, я еще переломаюсь?
Переломаюсь, и станет мне, наконец, все равно. И стану я сам каким-нибудь камнем.
- ... как вот, например, вы, - неряшливо обливая грудь водой, я делаю глоток и смотрю на своего собеседника. - Без обид, - добавляю я.
Семьсот двадцать восьмой молчит.
Интересно, как он боролся со всем этим? Ладно, жара и солнцепек ему не страшны, но с одиночеством и скукой? Интересно, как он еще не свихнулся? Ведь ему-то заняться совсем нечем. Интересно, сколько он всего передумал, лежа вот здесь без движения годы напролет? Прямо здесь...
Я оглядываюсь. Мы сидим на крыльце моей четырехэтажки.
Меня пробирает холодок, сердце екает.
Как он сюда попал? Он что, сам сюда приперся? Когда?!
Все-таки скучно ему стало...
Нет, нет-нет-нет, не может такого быть!
Его кто-то принес! Кто?!
Я?!
Не отрывая глаз от камня, на негнущихся ногах я поднимаюсь с крыльца.
Я не помню, чтобы я приносил его... Да и какого бы хрена мне пришло в голову тащиться за ним, он ведь лежал в километре, наверное, отсюда!
Меня снова пробирает злость, но какая-то боязливая, как кошка, огрызающаяся из-под дивана на пылесос.
«Шутка... Опять шутка... Опять эти розыгрыши... Я думал, все. Я думал, я свободен. Нет, они никак не оставят меня в покое... Они хотят свести меня с ума! Точно! Они хотят...» - все эти мысли прокрадываются в голове вразброд, разрозненным неуверенным строем пьяных оправданий.
Я сглатываю, пересиливая себя, отрываю взгляд от ехидно щерящегося камня и торопливо ретируюсь к себе в берлогу.
Мне надо подумать. Успокоиться, абстрагироваться от эмоций и подумать.
Но прежде всего - спрятаться.
***
Я нервно хожу из угла в угол, иногда запинаясь о кучу своих одеял. В голове сумятица.
Что со мной происходит?
Пиджак колко и холодно слипся со спиной.
Они добились своего? Свели меня с ума?
Кто они-то? Кто они? Что за паранойя? Нет никаких их. Никто бы сюда не поперся только из-за меня. Про меня уже давно забыли. Меня уже давно сломали и выкинули. Так что нет никаких их. Здесь только я.