Послы были чудные, и это добавляло веселья Владимиру и его боевым товарищам, а речи их были так просто уморительны.
Сначала зашёл красивый, рослый воин в блестящих доспехах, в короткой юбке, с круглым щитом, длинном плаще, закрывающим его спину и коротким мечом. Послов дружинники Владимира не разоружали. Владимир от послов сидел в отдалении, а посмотреть на оружие чужестранцев, а главное где и как оно крепится, всегда интересно.
Воин очень лаконично высказал восхищение мужеством, проявленным русскими воинами, и предложил заключить военный союз. При этом он долго говорил о законе и праве. Особенно о праве, которое получит Владимир в рамках закона распоряжаться всем и всеми на этих землях. Говорил он уверенно. Говорил он так, словно Владимиру всё уже было известно о законе и о праве. Речь его была предельно точна и походила на военные команды: «Равный среди равных», «Без гнева и пристрастия», «Там, где согласие, там победа».
Владимир слушал его, но думал о своём, о родном: «Там, откуда пришёл я, нет ни первых среди равных, ни даже вторых не равных первым, как нет и закона и права. Там даже слов таких не знают. Это я тут, пока вас «воюю», узнал о ваших «заморских» диковинах. У нас проще, есть дружина — есть сила, значит прав. Нет дружины — каюк. Или ты, или тебя без всякого выбора».
Владимир слушал воина, но сердце Владимира этого воина не принимало. Дослушав его до конца, Владимир обещал подумать.
Следом за воином вошёл человек в длинной рясе, в высокой конусообразной шапке. Владимир уже знал, сколь опасны такие послы, называвшие себя миссионерами — христианами. Но он сталкивался больше с простыми и бедными людьми, бродившими с этой миссией по всему свету. Владимир даже принёс пару таких миссионеров «варягов — христиан» в жертву своим Богам. Этот же миссионер, судя по всему, был если не за самого главного, то явно бродил где — то рядом с ним.
Свои мудрецы, они же разведчики, сопровождавшие Владимира в походе, рассказывали ему о падении огромной империи. Империи, которая рухнула благодаря одному человеку, которого звали Иисус и который открыл глаза народам, населяющим её, на своих угнетателей. Империя жила по единому закону, и стоило зародиться зерну сомнения в справедливости закона, как империя рухнула. Его мудрецы рассказывали и о том, что на обломках старого закона там теперь устанавливается единобожие и вводится тот же самый единый закон, но называется он теперь — закон божий. Но говорили мудрецы — это не правильный закон, так как в его основу положен мирской закон рухнувшей империи.
Владимир прислушивался к мнению своих мудрецов, и для себя решил что, пожалуй, стоит присмотреться к носителям этого нового «божьего закона». Всё–таки не каждый возьмётся из обломков рухнувшей империи начать выстраивать новую, ещё более могущественную империю.
Он с интересом и любопытством смотрел на миссионера. И пока тот выдерживал паузу, ожидая вопроса, адресованного ему, думал: «Земля хороша и плодородна, женщины чудо как хороши, да и народ послушен и дисциплинирован. Здесь более выгоден мир, чем война».
Миссионер, не дождавшись вопроса, начал говорить сам. Он очень пространно высказал мысль о стремлении Господа к единству мира, о святой миссии воинов на путях единства мира. О крестовых походах, в которых участвуют лучшие из лучших воинов. Он говорил и о законе божьем, едином для всех.
Миссионер не предлагал союз, он предлагал принять его закон. Владимир был не против единства мира. Он уже убедился на примере завоёванных им земель в пользе закона, дисциплинирующего народы. Но он прекрасно видел, что в центр этого единства миссионер, называющий себя христианином, ставит не его Владимира — победителя, а себя как истинного проводника закона божьего и посредника между собой и ещё кем–то, Владимиру не ведомого, но явно не господом. Но, если всё обстоит именно так, тогда чего он топчется в его шатре. Владимир обещал подумать. Когда посол ушёл, Владимир сказал друзьям: «Пришёл дружить с нами против нас самих же».
Последними из послов в шатёр вошли трое. Они были очень похожи на мудрецов из окружения Владимира. Один из них сказал, что они долго шли к нему и очень устали с дороги, а потому хотят есть и пить. Для Владимира такое начало речи было неожиданным. Времена были свирепые, и посольские грамоты послов не спасали. Но эти трое выглядели беспечно, и похоже, искренне хотели пить и есть.