— На какие места, — не совсем поняв, что хочет сказать Валера, переспросил Сергей.
— Знаешь, что сближает наши профессии, — перебил его Валера и сам же ответил, — Мы оба ходим по тонкому льду, только я знаю толщину льда, а ты нет. Я сразу выхожу на причину, а ты бродишь по следствиям. Я ведь уже всё сказал, что было нужно, а ты пристаёшь с расспросами. Но так и быть, как старший брат младшему, в целях успокоения твоей метущейся души и направления её по путям новых снов, я расскажу тебе кое–что из мировой истории.
Они задумались. Сергей молчал, чтобы не спугнуть благодушие Валерки и его желание высказать то, над чем он видимо постоянно думал. Валерка сосредотачивался для исповеди.
— Итак, я тебе сказал, что есть рабы по своему складу, которые в принципе всем довольны, лишь бы кормили, лишь бы не били, лишь бы работать не сильно заставляли.
Власть Рима для укрощения рабов держала целую армию и тайных осведомителей, которые докладывали всё о настроениях в среде рабов. Рим подавлял любое индивидуальное недовольство любого раба. Власть России установила крепостное право над своими гражданами и не верила в возможность бунта с их стороны. Его и не было, пока крепостным крестьянам было где разгуляться.
Тебе приснился князь Владимир, крестивший Русь. Ты думаешь, он от хорошей жизни сначала бежал из России и подался к варягам? Он бежал от своего родного старшего брата, воля которого не допускала даже мысли о каком–то дележе чего–то с младшим братом.
Затем Владимир с ватагой варягов, на то время уже христиан, начал опустошать все земли, кои попадались на пути. Увидев в варяжской вере то, что ему было знакомо по российской жизни — ничем не ограниченное единоначалие, он принял христианство.
Правда, на всякий случай он принёс пару варягов–христиан в жертву своим языческим богам. Затем опять вернулся в Россию, где и убил родного брата. Россия удивительная страна. Только у нас есть возможность проявления ничем не ограниченной воли. Воли, опирающейся на исполнителей, не задумывающихся, а что, собственно, они делают.
— Мне можно сильно не переживать по поводу сегодняшнего разграбления? — сам себе задал вопрос Сергей.
Валера никак не среагировал на вопрос Сергея и продолжил: «Вновь в России родилась воля, которой абсолютно всё равно, что здесь было построено, кем было построено и когда. Новая воля, разрушение и новое созидание. Не смотри телевизор и не слушай этих многочисленных дураков, говорящих о всеобщем покаянии. Это даже не уловка, говоря терминами большевиков — это глупость. Им можно верить, у них была очень сильная воля, такая воля, что они крови не жалели ни своей, ни чужой. «Гнилая интеллигенция» ещё не знает, кто ей больше подаст и ради кого ей стоит раскорячиться, поэтому и говорит о покаянии… Покаяние штука полезная, но только не в их интерпретации. Большевики были лишь следствием внутренней причины, приведшей народ в ГУЛАГ. Боюсь, что наша интеллигенция опять ошибётся и ушибётся. Каяться, конечно, нужно. Чем чаще, тем лучше. Покаяние задаёт воле правильное направление нашей эволюции. А за что каяться, всегда можно найти. Прежде всего, каяться необходимо за не правильно понятые причины».
Валерка был прекрасный рассказчик. Видимо, долгая и кропотливая аналитическая работа научила его не только всё раскладывать по полочкам, но и собирать всё воедино.
Предаваясь рассказам, он растворялся в образах: «Ты думаешь, мне не снятся подобные сны. Снятся, представь себе. Совсем недавно я видел сон, где был римским сенатором и решал судьбу Спартака. Во как! Я сидел в ложе вместе с Цезарем, иронично посматривая на бесновавшиеся трибуны. Этот рёв и этот восторг был вызван моим трудом. Вдруг с лица сенатора, с моего лица, стала сходить ирония. Мой взгляд был устремлён на самые верхние трибуны амфитеатра. Там орала и бесновалась «чернь». Рабы и свободные граждане Рима восторгались рабом — гладиатором Спартаком. Нравы Рима.
Я, глядя на эти толпы черни, вдруг ясно осознал, каким многоликим стал Рим. В нём всё перемешалось. Стало невозможно понять кто раб, а кто свободный гражданин, кто аристократ, а кто просто богат. Я давно уже разглядел, что в этой многоликой толпе не сила, а слабость Рима. Кто защитит мой Рим, если все хотят только жрать его плоть и пить его, Рима, кровь. Даже рабам здесь стало лучше, чем на Родине. Они давно стали считать, что Рим это дойная корова для всех, что так было всегда — сытно, весело, развратно. Вот и моя жена, благородная Валерия* стала в Риме всего лишь искусной развратницей. Её распаляет и вид гладиатора, и вид покрытого пылью погонщика ослов, и вид актёра, на сцене выставившего свои гениталии на показ. Дама из высшего общества…