Надо отпустить и его, и Дмитрия. Рискнуть. Может быть ловить на живца?»
Прокурор ещё раз посмотрел на свои записи с данными жертв.
«Ха! Это ведь неожиданно, но интересно. Нужно ехать в Следственный Комитет!».
Прокурор, обрадованный своей находкой, поехал к Загороднему.
Глава XII
Загородний выходил из своего кабинета, когда послышались шаги по коридору, и вскоре появился прокурор.
– Надо выпустить Дмитрия и Понырева, они невиновны, – быстро сказал Михаил.
– Почему вы так решили? – спросил следователь, вновь открывая кабинет.
– Как думаешь, что объединяло убийства? – ответил вопросом прокурор.
– Я думал над этим, но ни к чему не пришёл…
– Цифры! Все преступления были математически закономерны!
– То есть?
– Возраст следующей жертвы был суммой возраста предыдущей жертвы и разности второй и первой цифр возраста предыдущей.
– Не понял, – лаконично, видимо из–за усталости, ответил следователь.
– Студентке было 19 лет, возраст аспиранта 27 лет. Сколько лет разницы?
– Восемь.
– А девять минус один сколько?
– Восемь.
– Совпадение?
– Не думаю.
– И так со всеми, – сказал прокурор. – И во времени тоже закономерность.
– Какая?
– Время – это сумма цифр возраста.
– Тоже у всех?
– Да.
– А их пол?
– Там чередование девушка, мужчина, девушка, мужчина.
– Что с профессией?
– А вот в этом самое интересное. Знаешь, все три первые жертвы, точнее их род деятельности соответствовали жизненным этапам нашего дорогого оппозиционера.
– Значит маньяк был зациклен на убийстве оппозиционера, это была его маниакальная идея?
– Плохой каламбур… – отмахнулся Михаил. – Вот в том то и дело, что убивал всех их не маньяк!
– Почему?
– Потому что не было первой жертвы, которая должна была быть при такой закономерности.
– И кто же должен был быть первой жертвой? – спросил следователь, окончательно разговорившись.
– Мальчик, четырнадцати лет, убитый в пять часов.
– И кто же тогда убивал, если не маньяк?
– А вот этого я не знаю, – пожал плечами Михаил.
– Ну, а какой хотя бы мотив?
– Я же сказал – оппозиционер. Это было провокационное убийство, прикрытое тремя другими, для создания иллюзии наличия маньяка, чтобы мы пошли по неправильному пути.
– А почему не Понырев–то? – недоумевая, спросил следователь.
– В этом я убеждён, но потом объясню… Выпусти его и доставь ко мне. Мы с ним съездим в сосновый бор. Только скажи, чтобы его помыли.
– Хорошо. К обеду всё устрою.
Глава XIII
В сосновом бору далеко за городом, находились маленькие, уютные домики главных должностных лиц области. Туда, в одно из самых своих любимых мест, поехал Михаил Александрович, чтобы отдохнуть от людей и подумать об убийствах и о себе. Для мыслей об убийствах прокурор взял Понырева (его отмыли и приодели), а о себе – свой дневник.
Дорога была пустой и ровной, и если пустота указывала на рабочий день, то ровность указывала, что дорога идёт на Москву (но справедливости ради скажем, что большинство дорог в области были неплохими).
Когда приехали в бор, было уже пять часов вечера, и после распаковки вещей и осмотра дома, сели ужинать.
– Ну, товарищ мой, что ты думаешь об этих убийствах? – непринуждённо спросил прокурор.
– Как–то странно это слышать из уст недавнего обвинителя, – ответил Понырев.
– Ну не обижайся, меня дезинформировали, только и всего. Думаю, ты меня поймёшь. И более того поможешь мне на конечном этапе.
– А вот тут согласен, – ухмыльнулся бездомный.
– Тогда расскажи свои соображения.
– Ладно, – сказал Понырев. – Каждый раз перед совершением какого–то убийства я видел фигуру в белых одеждах, направляющуюся в сторону будущего места преступления.
– А как ты так удачно оказывался на местах преступления?
– Чистое совпадение.
– Поверю на слово… Не стану на этом зацикливаться, – равнодушно бросил Михаил Александрович. – Давай дальше.
– А чего дальше? Кроме того, что я видел, а потом звонил и того, что слышал в новостях, я больше ничего не знаю. Поэтому вряд ли я буду полезен.
– Ну всё равно спасибо… Можешь, в благодарность за освобождение, убрать со стола?
Понырев посмотрел гордо, но смирился под взглядом прокурора.
***
После ужина Михаил пошёл на второй этаж в свою спальню. Он долго сидел за чтением своего дневника, думая о Мари. Очнулся, было уже девять, отогнал от себя приятные, но ненужные, мысли и вышел на балкон.