Но все оказалось не так просто, и совсем не похоже на то, как ты разделываешь цыплят. К двум часам я изрядно утомилась, а мне удалось только отрезать головы, ноги и три руки. В кухне было много крови, и мои руки все время соскальзывали. Я знала, что скоро с работы должен был прийти отец, и к этому времени мне было не успеть. Кроме того, я ведь должна была отнести все куски к морю. Тогда до меня дошло, что лучше всего будет позвонить в полицию и признаться в том, что я сделала. Как только я решилась на это, то сразу же почувствовала себя гораздо лучше.
Ни разу я не подумала о том, что мне лучше всего убежать из дома и сделать вид, будто я ничего не знаю, а это сотворил кто-то другой. Я не знаю, но почему-то я все время думала только о том, где мне спрятать тела. Больше я ни о чем не думала. Мне совсем не понравилось разрезать их на кусочки. Для этого мне сначала пришлось их раздевать, чтобы видеть, где расположены суставы. Я даже не заметила, что потом перепутала их части. Я снова положила куски на их места только для порядка, но вокруг было так много крови, что я уже не могла понять, где чье тело. Скорее всего, я приставила голову матери к туловищу Эмбер по ошибке. Мне же пришлось все делать самой.
Я жалею о том, что сделала. Я потеряла контроль над собой и вела себя глупо. Подтверждаю, что все, написанное мной, правда.
Заявление представляло собой фотокопию и занимало три стандартных листа. На обратной стороне последнего был отпечатан отрывок из отчета патологоанатома, довольно короткий, скорее всего, его заключительная часть. Никаких имен и пояснений рядом с ним не имелось, и было непонятно, кто и когда его составлял.
Раны на головах обеих жертв были получены от удара (или ударов) тупым твердым предметом. Удары были нанесены до момента наступления смерти и не стали ее причиной. В настоящее время нет заключения судебной экспертизы, которая доказала бы, что орудием преступника являлась именно скалка, но нет и доказательств того, что это был другой предмет. В обоих случаях смерть наступила в результате повреждения сонной артерии, что происходило во время отделения голов от туловища. Обследование топора выявило значительное количество ржавчины на лезвии под пятнами крови. Вполне вероятно, что топор был тупым, когда его использовали для расчленения тел. Значительные повреждения тканей вокруг разрезов на шее и туловище Эмбер Мартин указывают на то, что сначала был использован топор (3 или 4 удара), прежде чем преступник перешел к кухонному разделочному ножу с тем, чтобы перерезать горло. Вряд ли она приходила в сознание. Однако в случае с миссис Гвен Мартин повреждения на руках и предплечьях, нанесенные до момента наступления смерти, свидетельствуют о том, что она находилась в сознании и пыталась обороняться. Две раны в области шеи доказывают, что горло было перерезано только с третьей попытки. Все увечья были нанесены преступником с удивительной жестокостью.
Роз внимательно прочитала все страницы, отложила их на стол рядом с собой и уставилась куда-то в середину комнаты. Внезапно ей почему-то стало зябко. Потянулась к топору Олив Мартин, крошка наша… Господи! Понятно теперь, почему мистер Крю упорно называл ее психопаткой. Три или четыре раза она ударила Эмбер тупым топором, а та все еще оставалась в живых! В горле стало горько от подступившей желчи, Роз затошнило, она закашлялась. «Надо немедленно прекратить думать обо всем этом», — мысленно приказала она себе.
Но, конечно, у нее ничего не получилось. Приглушенные удары металла по мягкой плоти отчетливо звучали в ее мозгу. Как темно, как мрачно в этой квартире! Роз резко протянула руку и зажгла настольную лампу. Но ее бледный свет не смог рассеять живые картины, которые рисовало ее воображение, жуткие видения сумасшедшей женщины, обезумевшей от вида крови. И еще эти трупы.
Насколько далеко она зашла в своем обещании написать книгу? Подписывала ли она какие-нибудь договоры? Может быть, получила аванс? Роз не могла этого припомнить, и тогда ее охватила самая настоящая паника. Она жила в каком-то сумеречном мире, где так мало вещей имели значение, что один день сменялся другим, и происходило это, по большей части, незаметно. Роз вскочила с кресла и нервно зашагала по комнате, ругая Айрис за то, что та все-таки заставила ее взяться за это дело, потом саму себя за собственное безумие, и, наконец, мистера Крю за то, что он не прислал ей заявление Олив сразу же, как только она попросила его об этом в своем письме.