— Но если его посадят в тюрьму, — начала Роз, но Хэл прервал ее:
— Ты снова становишься чересчур наивной. — Он нежно погладил ее по щеке, убирая в сторону непослушную прядь волос. — Даже если нам удастся добиться суда — хотя это практически невозможно, поскольку он бывший военнослужащий, это первое обвинение, недостаточность улик, да и Крю будет все отрицать — он все равно не сядет в тюрьму. Самое худшее, в чем его обвинят — так это в попытке завладеть собственностью с помощью обмана. Он получит год, а выйдет через шесть месяцев, но, скорее всего, и этот срок окажется условным. Не забывай, Стюарт не врывался в «Браконьер» с бейсбольной битой. Там был его брат, и тебе придется в суде подтвердить это. — В его глазах читалась настойчивая просьба уступить ему. — Я реалист, Роз. Мы займемся делом Крю, и тогда вопрос о гигиене в моем ресторане вряд ли встанет снова. После всего случившегося, — он пожал плечами, — я думаю, нам стоит поверить Хейзу. Мне кажется, теперь они навсегда оставят «Браконьер» в покое.
Роз помолчала несколько секунд, после чего заговорила снова.
— Стал бы ты действовать по-другому, если бы мы с тобой не встретились или если бы я не была замешана в этом деле? И пожалуйста, Хэл, не обманывай меня.
Он кивнул.
— Конечно. Я повел бы себя совсем по-другому. Но ты замешана в этом деле, поэтому вопрос отпадает сам собой.
— Хорошо. — Она расслабилась и улыбнулась. — Теперь я чувствую себя гораздо лучше.
— Значит, ты согласна со мной. — Теперь, когда Хэл успокоился, она смогла беспрепятственно забрать свою пачку «Тампаксов», которую он продолжал удерживать на столе.
— Нет, — простонал Хэл, — не надо.
Но она уже открыла коробку и вынула несколько картонных трубочек, за которыми обнаружился миниатюрный диктофон, включающийся от звука голоса.
— К счастью, у нас имеется еще кое-то, что поможет осудить Хейза. Этот аппарат был включен на полную громкость, а сумочка все время лежала на столе, поэтому его голос должен был записаться.
Она перемотала кассету и, найдя нужное место, включила диктофон. Поначалу послышался приглушенный голос Хэла.
— …То есть с нашей стороны потребуется лишь держать рот на замке и никому не рассказывать о том, что во все это были вовлечены вы?
И ясный ответ Хейза.
— Ну, разумеется. Хотя бы потому, что в следующий раз пожар не ограничится одной сковородкой, и вам, а также вашей подруге, возможно, не повезет. Понимаете, гордость моего брата была задета. Он ждет не дождется, чтобы отомстить вам.
Роз выключила диктофон и подтолкнула его Джеффу.
— Это вам пригодится?
— Если достанете еще что-нибудь подобное, это, конечно, поможет Хэлу на суде, но только в том случае, если вы согласитесь выступить в качестве свидетеля.
— Соглашусь.
Джефф взглянул на своего приятеля, заметил, как тот напрягся, и снова обратился к Роз.
— Но Хэл, конечно, говорил сущую правду, если я все правильно понял и сумел ухватить суть вашего дела. Здесь мы разговариваем только об абстрактном правосудии. — Он взял диктофон в руки. — В конце концов, даже после того, как закончится его тюремный срок, этот человек, раз задумавший отомстить вам, все равно найдет способ отомстить. И тогда полиция не сможет помочь вам. Вы все еще хотите, чтобы я забрал вот это?
— Да.
Виатт посмотрел на Хэла и беспомощно пожал плечами.
— Я старался, как мог, приятель. По-моему, на это раз тебе досталась настоящая тигрица.
Хэл басовито рассмеялся.
— Можешь мне не сообщать, Джефф. Я это понял сразу.
Но Виатт уже не мог остановиться и добавил:
— Везет же тебе, старина!
Олив, ссутулившись, сидела за своим столом и лепила очередную фигурку. Двуликая Ева и ее младенец погибли под давлением кулака, после чего карандаш продолжал торчать из комка глины, устремляясь вверх, как указующий перст. Священник задумчиво осмотрел новое творение Олив. Это была грубая фигурка человека, лежавшего на спине и словно пытавшегося отлепиться от глиняного основания. «Странно, — размышлял священник, — как Олив, абсолютно лишенная художественных способностей, умудряется делать такие вещи».