Олив вытерла слезы кулаком.
— Я не могла пошевельнуться, — пояснила она. — Я хотела убежать, но вместо этого стояла на кухне, как вкопанная. В тот момент я думала только об одном: как было бы стыдно матери, когда люди увидели бы ее без одежды. — Губа продолжала дрожать, как у фантастического ребенка-великана. — Мне было очень плохо. Я хотела присесть, но на кухне не было стульев. — Она прикрыла губы рукой и нервно сглотнула. — В это время миссис Кларк начала стучать в окно кухни. Она орала, что Господь никогда не простит мне моих грехов, и изо рта у нее брызгала слюна. — Олив передернуло. — Я поняла, что мне нужно что-то сделать, чтобы она заткнулась, иначе будет еще хуже. Я схватила в руки скалку и бросилась к двери. — Она вздохнула. — Но по пути я поскользнулась и упала, а когда поднялась и доковыляла до выхода, соседки уже у дома не было.
— И после этого вы вызвали полицию?
— Нет. — Влажное от слез лицо снова скривилось. — Впрочем, подробности теперь я вспоминаю с трудом. Я тогда чуть не сошла с ума, потому что обнаружила, что вся перепачкалась в крови. Я без конца терла руки, стараясь очистить их. Но у меня это плохо получалось, до чего бы я ни дотронулась, все было в крови. — Она широко раскрыла глаза, вспоминая ужасы того дня. — Я всегда была неуклюжей, а тут еще пол скользил. Я постоянно спотыкалась о тела, нагибалась, чтобы поправить их, снова поднималась, а крови на мне становилось все больше и больше. — Печальные глаза снова наполнились слезами. — И тогда я поняла, что во всем должна винить только саму себя. Если бы я вообще не родилась, то этого бы не произошло. Я села и долго сидела неподвижно, потому что мне было очень плохо.
Роз в недоумении смотрела на опущенную голову Олив.
— Но почему вы все это не рассказали полиции?
Она подняла туманные, наполненные слезами глаза на Роз.
— Я так и собиралась поступить, но только со мной никто и разговаривать не стал. Понимаете, они с самого начала почему-то решили, что все это натворила я. А я в это время думала, чем же закончится все со мной и Эдвардом, и с Эдвардом и отцом. Потом я размышляла о своем аборте, об Эмбер и ее младенце, и мне пришло в голову, что все будет гораздо проще, если я скажу, что все сделала я.
Роз приложила все усилия, чтобы голос ее прозвучал ровно.
— А кто, как вы думаете, на самом деле сделал это? Олив выглядела жалкой и беззащитной.
— Я уже давно не думаю об этом. — Она сгорбилась, словно хотела защитить себя от кого-то. — Потом я решила, что это сделал отец, а они все равно решат, что это натворила я. Он оставался единственным, кто мог бы спасти меня. — Она начала теребить губы. — И потом, когда я сказала то, что от меня все ждали, я испытала большое облегчение. Мне не хотелось идти домой. Понимаете, мать умерла, а Эдвард оставался рядом, и наша тайна открылась. Наверное, я бы просто не смогла вернуться домой.
— Почему вы решили, что это сделал ваш отец?
Из горла Олив вырвался стон, напоминающий сдавленный крик раненого зверя.
— Потому что мистер Крю чудовищно обошелся со мной. — Она снова расплакалась, и ее горе ручьями слез излилось на измученное лицо. — Обычно, когда он приходил к нам домой, то дружелюбно похлопывал меня по плечу и справлялся: «Ну, как дела у нашей Олив?» А тогда, в полицейском участке. — Она закрыла лицо руками. — Он постоянно держал платок у рта, словно его все время тошнило. Он находился в другом углу комнаты, когда сказал мне: «Ничего не говори ни мне, ни полиции, иначе я не смогу тебе помочь». Вот тогда я поняла все.
Роз нахмурилась.
— Почему вы так решили? Я, например, ничего еще не поняла.
— Потому что отец был единственным человеком, кто знал, что меня не было ночью и утром дома. Но он не стал говорить это ни мистеру Крю, ни полицейским. Наверняка, это сделал отец, в противном случае он обязательно бы постарался спасти меня. Но он предпочел отправить меня в тюрьму, потому что оказался самым настоящим трусом. — Она громко всхлипнула. — А потом он умер и завещал все свое состояние ребенку Эмбер, хотя мог оставить после себя письмо, в котором бы написал о том, что я невиновна. — Она с досады ударила ладонями по коленям. — Впрочем, какая теперь разница? Его ведь больше нет.
Роз взяла сигарету из пальцев Олив и поставила ее вертикально на стол.
— Почему вы не сказали полиции, что считаете, будто это сделал ваш отец? Сержант Хоксли обязательно бы выслушал вас. Он и без того подозревал вашего отца в убийствах.
Толстая женщина опять уставилась на стол.