— Но он лично разговаривал с Олив?
Адвокат лишь отрицательно покачал головой.
— У нас не оставалось времени, да она и не хотела никого видеть. Она решила для себя, что ей необходимо признаться в преступлении. Полагаю, мистер Крю уже говорил вам о том, что она самостоятельно написала письмо министру внутренних дел, спрашивая его о том, имеет ли она право признаться в совершении преступления? — Роз кивнула, и Дидз продолжал: — После этого мы уже ничего не могли сделать. Это было весьма необычное дело, — повторил он, размышляя о чем-то своем. — Ведь, как правило, подзащитные ищут любые оправдания.
— Мистер Крю убежден в том, что она психопатка.
— Я, наверное, соглашусь с ним.
— Только из-за того, что она сделала с матерью и Эмбер? Больше никаких доказательств нет?
— Нет. А разве этого не достаточно?
— Тогда как вы можете объяснить, что пять независимых психиатров посчитали ее вполне нормальной? — Роз взглянула на адвоката. — В тюрьме ее несколько раз обследовали, если я все правильно поняла.
— Кто вам это сказал? Олив? — Дидз скептически посмотрел на Роз.
— Да, но после этого я беседовала с начальником тюрьмы, и он подтвердил ее слова.
Дидз пожал плечами.
— Я не стал бы на это полагаться. Вам следует самой почитать их заключения. Все зависит от того, кто именно их писал, и какова была цель их обследований.
— И все же, вы не находите это странным?
— В каком смысле?
— Если бы она была психопаткой, то какое-то время продолжала бы вести себя неадекватно.
— Совсем не обязательно. Тюрьма могла оказаться как раз такой контролируемой обстановкой, которая вполне ее устраивала. А может быть, ее психопатия была направлена конкретно только на членов семьи. Что-то вызвало у нее приступ в тот день, она избавилась от домочадцев, и приступы прекратились. — Он снова пожал плечами. — Кто знает? Психиатрию никак не назовешь точной наукой. — Некоторое время он молчал, потом заговорил снова: — По своему опыту могу сказать, что нормальные люди, приспособленные к окружающему миру, не забивают своих матерей и сестер до смерти. Вам известно, что когда она взялась за топор, чтобы расчленить тела, мать и сестра все еще были живы? — Адвокат мрачно улыбнулся. — И она знала об этом. Не думайте, что это не так.
Роз нахмурилась.
— Есть еще и другое объяснение, — медленно произнесла она. — Только вся беда в том, что даже если оно не противоречит фактам, все равно остается слишком абсурдным, чтобы в него можно было поверить.
Он выждал несколько секунд, а потом спросил сам:
— Какое же?
— Олив не совершала этих преступлений. — Заметив удивленное выражение на лице адвоката, она быстро продолжила свою мысль: — Я не хочу сказать, что полностью согласна с ним, а просто обращаю внимание на то, что подобное объяснение вполне подходит к ситуации и не противоречит фактам.
— Вашим фактам, — аккуратно уточнил адвокат. — Похоже, у вас просыпается избирательная способность, когда дело доходит до того, во что надо верить.
— Возможно. — Роз вспомнила, как менялось ее настроение вчерашним вечером.
Он внимательно взглянул на журналистку.
— Уж слишком многое ей известно об убийствах. Трудно себе представить, чтобы человек, не имеющий к ним отношения, был бы так хорошо осведомлен и знал все подробности случившегося.