– Иногда я путаюсь в порядке блюд, но на завтрак это не страшно. – Скунс сел за стол со своей тарелкой картофелинок. – Завтрак – самая лучшая еда, – сказал он.
Барсук энергично закивал.
Скунс продолжил:
– Завтрак – самая лучшая еда, и поэтому за завтраком должны гореть свечи. Если получается. Иногда так не получается. Иногда приходится есть там, где свечей нет. А иногда свечей бывает нехватка, и тогда их нет ни у кого. Это очень печально, особенно за завтраком.
Завтрак – самая лучшая еда
– Да… М-м-м-м, – сказал Барсук, прикрывая лапой набитый рот.
Скунс захлопал в ладоши:
– Я так и знал. Мы очень похожи. Мы станем отличными соседями.
И тогда они – Скунс на одной стороне стола, Барсук на другой – повернулись к своим тарелкам и принялись за еду.
Барсук уже приступил к четвёртому маффину (а может, пятому? Или шестому?), когда вдруг осознал, что вокруг стало тихо.
И ещё свечка погасла.
Барсук оторвался от тарелки. Скунса за столом не оказалось.
Он оглядел комнату. Скунса не оказалось перед плитой. Миски, тарелки, доска и всякие кухонные причиндалы и приспособы усеивали комнату. Что-то капало со сковороды на конфорку.
Никто этого не прибирал.
Тут в голове Барсука пронеслось воспоминание о картофелинке, летящей через кухню. «Осторожно! Ракетофель!» – сказал тогда Скунс. Барсук обернулся через плечо и увидел картофелинку. Ракетофель был маленький, жёлтый и обосновался в углу. Барсук решил, что ему не нравятся картофелины в углах, даже когда они – ракетофель.
Ракетофель
Барсук взял из корзинки маффин и с удивлением обнаружил, что он последний. Сколько маффинов он уже съел? Барсук откусил кусочек и начал жевать. Жевание казалось ему очень громким.
А где, интересно, Скунс?
Барсук сглотнул и прислушался.
И тут он услышал… хлоп. Он доносился со второго этажа.
Глава третья
Хлоп. хлоп.
«Скунс!» Барсук сунул в рот маффин, проглотил его и рывком поднялся со стула.
Посередине лестницы он услышал, как что-то рвётся. Раздался голос:
– Плющь, плющь, плющь!
А вслед за тем снова: «Хлоп. Хлоп. Хлоп».
Воображение Барсука нарисовало ясную картину. Он бросился в коридор и распахнул дверь.
«Моя коробкомната!» Раньше эту комнату заполняли коробки: они громоздились от одной стены до другой, до самого потолка – шаткие башни из коробок, меняющие свои очертания, когда пробираешься между ними на когтецыпочках. Когда-то тут можно было найти коробку для чего угодно.
Но не теперь. Осталась всего одна башня из обувных коробок. Все остальные коробки лежали на полу, сплющенные в стопки, разгромленные, уничтоженные.
– Что ты делаешь?
Скунс прекратил прыгать (хлоп) и широко улыбнулся.
– Я плющу коробки!
Он схватил Барсука за лапу и затащил его в комнату.
– Это превосходная комната для скунса! – Он указал на оконную нишу. – Я буду сидеть здесь по ночам и смотреть на луну. А если луны не будет, тогда я буду придумывать имена для созвездий. У меня это очень ловко получается. Давай отправимся на ночную прогулку?
Барсук кивнул, почти не слушая. Он уже забыл, как выглядела эта комната без коробок. Он не помнил ни этого жёлтого каркаса кровати, ни книжного шкафа. «Это что, зелёное кресло-мешок?»
Скунс раскинул лапы, покружился по комнате и, притопнув, остановился.
– Вечером я напишу тётушке Луле, что нашёл комнату на втором этаже.
Барсук знал, что на это ответит тётушка Лула: «Отлично! Скунснашёлкомнату!»
– А что же с коробкомнатой? Ведь никогда не знаешь, когда понадобится коробка определённого размера, – сказал он с тревогой.
Скунс повернулся и уставился на него.
– Так ты собирал все эти коробки? О нет. Я подумал, что у тебя просто не доходили лапы разобрать здесь весь хлам, поэтому ты и не хотел, чтобы я поселился на втором этаже. Я подумал: «Тут сплошные коробки. Я их расплющу и помогу убраться». Коробки плодятся со страшной скоростью, если за ними не следить, – он посмотрел на Барсука. – Мне очень жаль.
– А как же Специальный Гостечулан? – тут же спросил Барсук.
Скунс открыл рот, закрыл, снова открыл и сказал: