Илья относительно недавно осознал второй, издевательский смысл названия собственной галереи — пять лет назад он был просто опьянен успехом и тщеславием, потому и назвал свою псевдохудожественную богадельню «Свирель». В честь самого себя, художника-авангардиста и любимца публики Ильи Свирина.
Он отвлекся от мрачных мыслей, дабы выражение лица не выдало его истинного настроения, и снова стал улыбчивым везучим засранцем, привыкшим к тому, что его рвут на части журналисты.
— Илья, сюда, пожалуйста! — восклицали наперебой фотографы, пока он позировал на фотоколле. Позади него вычурными витиеватыми буквами было выведено: «Галерее современного искусства “Свирель” — 5 лет». Рядом значились логотипы двух банков, которые сочли за честь стать спонсорами мероприятия.
Наконец ему надоело щуриться от фотовспышек, и Илья повернулся к первой из камер.
— Ася Петренко, «Москва 24», — представилась мелкая блондинистая девица, сунув ему под нос микрофон. — Илья, для начала позвольте поздравить вас с первым приятным юбилеем. Галерея «Свирель» — это, если можно так выразиться, один из флагманов нашей культурной жизни. Вы так молоды, но уже сами много делаете для неизвестных молодых художников, устраиваете благотворительные акции, раздаете гранты… Однако ваш собственный талант всегда вызывал неоднозначную реакцию. Одни считают вас гением, другие — шарлатаном, но все критики сходятся во мнении, что вы — настоящее явление современной визуальной культуры. Российский Сальвадор Дали! А чем вы объясняете популярность собственного творчества? — бодро протараторила корреспондентка.
Половину своей тирады эта девица слизала с официального пресс-релиза на сайте его галереи. Илья усмехнулся.
— Я продал душу дьяволу! — сказал он весело в камеру.
Корреспондентка запнулась, а потом расхохоталась.
— Я наслышана о вашем чувстве юмора! А если серьезно?
Почему люди отказываются верить в правду?
— Если серьезно, то моя популярность в том, что я с легкостью отказываюсь от всего того базиса, который успело накопить человечество в сфере изобразительного искусства. К чему заново смешивать краски и создавать на холстах пейзажи, натюрморты или портреты? Их уже и так предостаточно! Разве вам нужна вторая Джоконда или «Девятый вал»? Давайте создавать что-то новое, то, что действует на ваше подсознание сразу, без шаблонных конструкций и правильно прорисованных деталей. Давайте экспериментировать и творить! — Илья воодушевленно посмотрел куда-то вдаль, поверх голов, и едва не рассмеялся — его неизменно веселила вся та чушь, которую он традиционно нес на интервью. Затем он наклонился к журналистке и поинтересовался: — Вот вас, к примеру, зацепил мой триптих «Железо, мех, пенопласт»?
Блондиночка открыла рот, но он уже вел ее сквозь толпу к ближайшему полотну. Несколько операторов бросилось вдогонку. Илья остановился возле громадного, три на четыре, белого холста без рамы, по всей поверхности которого были вбиты ржавые гнутые гвозди. Журналистка, притормозившая рядом, задрав голову, уставилась на полотно.
— Что вы чувствуете? — поинтересовался Илья. Толпа вокруг навострила уши.
— Ну… — в душе журналистки явно боролись здравый смысл и желание прослыть культурно-развитой девушкой. — Удивление… — сказала она несмело.
— А еще что? — подбодрил ее Илья.
— Недоумение… — промямлила корреспондентка.
— Шикарно! Дальше!
— Эмм… Илья, думаю, вы лучше других можете рассказать о своей работе. И зрителям нашего телеканала будет интересно услышать рассказ автора! — выкрутилась девица.
— Все просто! — сказал Илья. — Человеческая культура — это каркас. Можно принимать за чистую монету все, что вам преподносят с рождения в детских садах, школах, институтах, в книгах и газетах… А можно привнести что-то свое. Именно для этого я и создал этот аналог слегка заржавевшего культурного каркаса, на который вы имеете полное право нанизать собственные смыслы.
Состроив серьезную физиономию, корреспондентка понимающе закивала. Гости вокруг также сделали проникновенные лица.
— Прелесть моих работ, — заливался соловьем Илья, — в том, что каждый покупатель — конечно, уже после того, как оплатит приобретение — сможет привнести в мою работу что-то свое. В голландской Галерее искусств, для которой я в прошлом году изготовил копию этого триптиха, каждую неделю вывешивают на гвозди какие-то новые детали. Потерянные кем-то ключи. Старые кеды. Истертые перчатки. Магазинные чеки. Кстати, работа «Мех», сердцевина триптиха, такая же гуттаперчевая, как «Железо» и «Пенопласт».