И вообще, разве он сделал что-то дурное? Он ничего не украл, никого не подставил и, тем более, не убил. Он всю жизнь пахал как проклятый в надежде на светлое будущее. И вот оно, будущее, наступило! Деньги достались ему сами собой — в смысле, Кирилл же не подписывал никаких договоров кровью, как доктор Фауст!..
Но внутренний голос, который, как уже давно понял Кирюша, был куда умнее его самого, не поддавался на уговоры здравого смысла — он, не переставая, нашептывал Кирюше, что тот, кажется, вляпался в такую страшную историю, по сравнению с которой вся самая мрачная классика покажется детским утренником. И самое правильное, что он может сейчас сделать, — забыть про эти чертовы деньги! Выбросить карточку «Visa Gold» в ближайшую урну или обналичить деньги и отдать в детский дом. А лучше — и вовсе не обналичивать, чтобы не прикасаться к проклятым купюрам: просто переслать карту и пин-код от нее в первый попавшийся благотворительный фонд.
Потому что если он и правда неспроста получил эти деньги, до тех пор, пока он не начнет их тратить, все будет по-старому. Уныло, предсказуемо, но сравнительно благополучно. Что будет, когда он вскроет ящик Пандоры в виде банковской карточки с золотым тиснением, Кирюша не смел даже и представить. Ведь чем-то он должен будет заплатить за неслучайно сложившиеся обстоятельства!..
Нужно было просто не брать деньги.
Но он не мог НЕ взять деньги!
Вы бы не взяли?..
Кирилл одновременно находился на вершине триумфа и в двух шагах от безумия. Чтобы окончательно не съехать с катушек, он вторую неделю пил, не просыхая. В нетрезвом виде зачем-то заскочил в первую попавшуюся на пути из театра часовенку, намереваясь поставить свечку самому себе, за здравие. На всякий случай. Уже на пороге отругал себя за идиотизм и мракобесие, перекрестился на купола, бросил отирающейся у забора бабке-попрошайке пятьдесят рублей и ушел, не оглядываясь. Пытался настроиться на позитивный лад — но тоска не проходила, подступала к горлу приступами тошноты. Облетавшие на ветру осенние деревья, казалось, грозили ему вслед своими корявыми пальцами, в номерах проезжающих мимо авто то и дело мерещились глумливые извивающиеся шестерки, а попадавшиеся в метро или на улице люди с татуировками вызывали приступы паники.
— Кира, так ты что с деньгами-то будешь делать? — спросил нетрезво Стасик.
Кирилл вышел из ступора и обнаружил себя сидящим в банкетном зале ресторана «Лес». Стол ломился от жратвы, труппа театра была в полном сборе (кроме, разумеется, Зеленского и парочки его прихвостней), а в руке самого Кирилла наличествовала рюмка коньяку.
Кирюша моргнул, и мгновенно стал тем, первым Кириллом, насмешливым баловнем судьбы.
— Долги раздам! — ожидаемо скаламбурил виновник торжества, глотнул коньяку и закусил куском грамотно прожаренного мяса. Все-таки шеф-повар в «Лесу» — мастер по части шашлыка!
— Так у тебя ж тогда ни шиша не останется! — крикнул кто-то с противоположной стороны стола.
Компания покатилась со смеху.
— Ой, Кирюша, а ты ж нам, поди, уже завтра и руки-то не подашь! — с наигранной печалью в голосе продекламировала Олеся. — У миллионеров память короткая!
— Не, Лесь, тебя разве забудешь? — обрисовал в воздухе на уровне своей груди два объемных полукруга Кирилл.
Компания снова весело захрюкала.
Со своего места поднялся помреж, которого за глаза называли Бородой из-за буйной рыжей растительности на подбородке, странно контрастирующей с абсолютно лысой головой. Он постучал вилкой по рюмке и зычно прокашлялся.
— Кирилл, — завел Борода, большой любитель витиеватых тостов, — мы тебя отпускаем с тяжелым сердцем!
Окружающие сочувственно закивали.
«Как же, — подумал Кирилл, — с тяжелым! Уже поделили мои вещи из гримерки и раздергали репертуар».
— Ты, конечно, легенда! Мы тебе, если быть честными, завидуем. Белой завистью! — продолжил Борода.
— И черной! — глумливо добавил Стасик.
— В общем, ты теперь давай, оторвись за нас за всех! — продолжил напутствие Борода. — Машину себе купи, квартиру или дом…
— В Испании! — посоветовала Олеся. — Там после кризиса такие хоромы за копейки можно отхватить!