– Не кричи! – взмолился я.
Незнакомка потрясённо охнула, но не настолько громко, чтобы поднять тревогу.
Я отодвинул покрывало и высунул голову.
– Пожалуйста, не кричи. Я попал в беду.
На меня воззрилась та самая девушка, которая встала когда-то между мной и шрамованным щёголем с плетью. Я даже имя его запомнил. Красавица Элоиза тогда обратилась к высокородному наглецу – Лафет.
– Что ты там делаешь? – ошеломлённо пролепетала она.
Я устремил взгляд на её голубые глаза, роскошные локоны и высокие тонкие скулы. Несмотря на опасность, её красота лишила меня дара речи.
– Я принц, – наконец промолвил я, – переодетый нищим.
– Ты полукровка! Я позову слуг…
Я давно не капал в глаза капли Пипуса, и, должно быть, они снова стали голубыми, как у Элоизы.
Когда девушка схватилась за дверную ручку, я показал ей обнаруженную мной доску.
– Это то, что ты искала под сиденьем? Непристойный рисунок, запрещённый ловцами?
Её глаза расширились от смущения и страха.
– Ах, ты ведь такая красивая девушка, совсем ещё юная! Вот будет жаль, если попадёшь в лапы «псов».
На её лице отразилась борьба гнева и испуга.
– Между прочим, тех, у кого обнаруживают такие рисунки, сжигают на костре.
К сожалению, она не поддалась на мой блеф.
– Да ты никак собрался шантажировать меня?! А почему бы мне не сказать, что этот рисунок твой и ты пытался мне его продать? Вот сейчас закричу и позову слуг, и тогда тебя сперва высекут, как вора, а потом отправят в горы на рудники умирать.
– Дело обстоит гораздо хуже, – сказал я. – Снаружи находится толпа преследователей, которые охотятся за мной за то, чего я не совершал. Поскольку я полуэльф, у меня нет никаких прав. Если ты сейчас позовёшь на помощь, меня повесят. Вспомни, что написано на дверях этой кареты!
К счастью, я не забыл, что прочёл в нашу первую с ней встречу – «Амадей – Дом славы и чести».
Должно быть, она действительно восприняла мои слова серьёзно, потому что её гнев мгновенно улетучился. Красавица прищурилась.
– А откуда ты знаешь, что там написано? Полукровки не умеют читать.
– Я читал Вергилия и Гомера. Я умею петь песню, которую Лорелея пела обречённым морякам, я знаю наизусть песню сирен, которую слышал Одиссей, привязанный к мачте.
Конечно, обо всём этом Элоиза никогда не слышала, хоть я и правда читал и знал всё, о чём сказал. Её глаза снова расширились, но потом недоверчиво вспыхнули.
– Ты лжёшь. Все полукровки невежественны и неграмотны.
– Я на самом деле незаконнорожденный принц, бастард. А зовут меня Амадей Амадеус Антон!
Почему бы и нет? Ведь чёртовым кукловодам я назвался именно так.
– Ты определённо не в своём уме. Конечно, то, что ты слышал эти истории, уже само по себе удивительно, но ведь не может же быть, чтобы полукровка был грамотен, как ловец или маэстро.
Зная, что все женщины, особенно местные благородные дамы, склонны к состраданию так же, как и падки на лесть, я процитировал монолог Ламара, нищего паренька, к концу театрального представления обретающего богатого и влиятельного отца.
Едва я умолк, девушка продолжила декламировать эту популярную в Ролоне пьесу.
К моему несчастью, она знала не только стихи, но и воровской нрав полукровок.
– Как ты оказался в этой карете? – поинтересовалась она.
– Я скрываюсь.
– Какое же преступление ты совершил?
– Убийство.
Элоиза снова ахнула. Её рука потянулась к двери.
– Но я невиновен.
– Полукровка не может быть невиновен.
– Верно, госпожа, я и впрямь повинен во многих кражах – еды и знаний, и мои методы выпрашивать подаяние, мягко говоря, небезгрешны, но я никогда никого не убивал.
– Тогда почему тебя обвиняют в убийстве?
– Видишь ли, обоих этих людей убил имперец, а что значит моё слово против слова имперца?
– Ты можешь обратиться к властям…
– Ты и впрямь думаешь, что это возможно?
Даже несмотря на юность и наивность, Элоиза не питала иллюзий на этот счёт.
– Они говорят, что я убил лекаря Пипуса…
– Мастера Пипуса! – Девушка побледнела.
– Мало того, этот человек любил меня, как родной отец. Он воспитал меня, когда родители бросили меня на произвол судьбы, и научил всему, что знал сам. Клянусь, я никогда не причинил бы наставнику зла, я любил его…
Тут вновь послышались шаги и голоса, и слова замерли у меня на устах.
– Словом, моя жизнь в твоих руках.