Главная дорога петляла зигзагами как змея-клофелинщица. Вчера по приезду в город я как-то не обратил внимания, что повозки каравана слишком часто заворачивали. Да и после гильдии торговцев, когда я сошёл с главной артерии города, прошёл по узенькой боковой улочке и вышел на ещё одну вполне просторную дорогу — думал, что это две разных дороги. Город пересекали дополнительные улочки, соединявшие зигзаги между собой и где могла проехать телега, да и народа на них было гораздо больше.
Ещё озадачивали камни, коими вымощена главная дорога. Некоторые из них не меньше полуметра длиной, обтёсанные и сровненные. Иногда два таких камня соприкасались концами под прямым углом между ними, как остатки бывшего фундамента, будто в старые времена город несколько раз разрушался до основания и отстраивался вновь, и каждый раз расположение дороги менялось. И в один день архитекторы, чтобы не напрягаться — решили вести дорогу по остаткам старого фундамента.
Но не считая этих странностей — Магнар казался вполне процветающим городом. Война словно обошла его стороной и на многих полукруглых балкончиках хозяйки держали горшки с отцветшими цветами. Хотя отдельные здания выбивались из общей композиции города, будто нарочно перекрашенные из приятных для глаза бежевых и жёлтых оттенков в красные и зелёные тона. Притом балконы красных зданий обязательно покрашены в зелёный, а балконы зелёных — в красный. К чему такое старательное подражание флагу города? Тем более, если всё это выбивается из общего фона. Неужели на время войны местный царёк уехал в столицу, а когда всё улеглось, и он вернулся — то период бурной деятельности начал с перекрашивания домов? Камень — кати, дерево — толкай, круглое — шпаклюй, а квадратное — покрась, и прочие бредовые бредни облечённых властью идиотов.
Рассматривая здания, мостовую и кидавших на меня презрительные взгляды разумных — я вышел к просторной площади перед церковью и сначала не понял, зачем рядом с ней воздвигли высокий деревянный подиум с крестом и шестом на ней. Но стоило подойти чуть ближе и присмотреться, как в груди у меня похолодело, сердце пропустило удар, рука до скрежета костей сжала посох.
Вот о чём кричала паранойя. Вот причина липкого чувства, преследовавшего меня уже второй день. Вот что интуиция подсказывала мне. Что разумные в этом городе — больные психопаты, аморальные уроды, кровожадные упыри, ибо на подиуме чётко обозначена причина вчерашнего праздника. А может, разумные такие не только в этом городе, но и всюду? Скорее всего — да, ведь в воспоминаниях Изулисы они радовались, когда парню с птичьими ногами перерезали глотку.
Радовались они и вчера, когда избитую несчастную девушку привели на подиум и жестоким образом убили, насадили на копьё её голову с золотистыми волосами, а полуголое тело распяли. Широкие бёдра, аккуратная маленькая грудь, тонкие руки — всё её тело покрывали старые затянувшиеся шрамы, так и свежие ссадины и порезы. Лицо несчастной превратилось в сплошное месиво, а на макушке едва угадывалась причина столь ужасной смерти — пара милых пушистых кошачьих ушек. Вокруг подиума и на нём самом лежали камни, и многие из них покрывали кровавые пятна.
Фантазия нарисовала картину вчерашнего безумия и меня всего передёрнуло от отвращения. Неужели эта бедняжка заслужила такую судьбу лишь потому, что родилась немного отличной от всех остальных? Плевать что её фигура мне крайне симпатична, а звериные ушки придают ей шарму… Не, скверна бы их всех побрала, не плевать. Они убили прекрасную кошко-девушку! Твари!
Скверно на сердце. Липкое чувство пропало, оставив после себя сожаление. Если бы я приехал на день раньше, или даже два; если бы знал о происходящем; если бы… Слишком много «если бы». Смерть этой несчастной — уже просто свершившаяся часть действительности.
К гильдии авантюристов и вольных наёмников я добрался быстро, миновав местный рынок. Изначально планировалось посетить его перед гильдией, но происшествие на площади выбило меня из равновесия. Всё моё негодование отражалось на лице и разумные вместо презрительных взглядов смотрели на меня с опаской, и даже обходили стороной как прокажённого.
Только я подошёл к каменной лестнице перед дверьми гильдии, как те открылись, и на улицу вывалились двое ушатанных вдрабадан тел. Они слетели с лестницы на мостовую, брякая ножнами о камни и о чём-то невнятно бормоча. Их языки заплетались, а от стойкого запаха спиртного у меня слезились глаза.