Вскоре караван съехал с тракта на дополнительную дорогу, всё так же укрытую среди холмов — и существующая действительность меня озадачила ещё сильнее. Дорога начала медленно углубляться в землю, по сантиметру каждые несколько метров, а уклон полотна изменился во внутреннюю сторону. Когда дорога спустилась примерно на метра два — караван въехал в огромную арку, выложенную массивным жёлтым кирпичом в ближайшем холме. Высотой арка была достаточной для трёх телег, поставленных друг на друга, а шириной и все четыре разъехались бы без проблем.
Тоннель медленно уходил под землю, воздух полнился сыростью, но лёгкий ветерок дул в лицо. Зажглись фонари и факела, осветившие для простых разумных то, что я уже и так давно видел. Стыки между кирпичами везде были одинаковы, на всём протяжении туннеля, а в месте перехода каменной кладки дороги в кирпичную стену — там не было даже куцей травинки и клочка мха, будто им не за что зацепиться.
Караван спускался не меньше десяти минут, уйдя под землю на метра четыре, пока повозки не въехали в широченный зал, разделённый водосборной канавой на две равных части. То, что было дорогой, через два десятка метров от входа резко расширялось, углублялось на многие метры и превращалось в настоящий сточный канал, уходящий далеко в темноту для простых разумных, и в ещё одну широкую арку для меня. Сам же зал, шириной в десятки метров, высотой в три повозки и поделённый надвое каналом — с правой стороны закрывался стеной из камней с проходом в середине зала, где через канал проложен мост из кирпичей всё того же жёлтого цвета.
Телеги по вполне широкому мосту аккуратно проехали в правую часть зала, кем-то умным приспособленную под временную стоянку. За мостом нашу повозку остановил мужчина нутон плотного телосложения, с густыми бакенбардами и широким топором на поясе. Начальник охраны назвал цифру и жестом показал извозчику в сторону, ближайшую к основному входу в это непонятное сооружение. Оказывается, жёлтые стены были исписаны номерами. Караванщики без труда расставили телеги по местам и начали ухаживать за лошадьми. В это время авантюристы подхватывали некоторых разумных из примкнувших попутчиков, всучивали им в руки вёдра и вели к самой дальней стене зала. Оттуда разумные возвращались с вёдрами, полными воды, разнося её сначала основным участникам каравана и лошадям, а затем давая напиться и другим попутчикам.
Вскоре на полу, где были чёрные закопчённые отметины, уже горели костры, а в кастрюлях варилось кашло. Дым от костров поднимался к потолку, уходя наружу сквозь небольшие прямоугольные отверстия в новодельной стене из грубого камня. К сырости в воздухе примешались ароматы сливок и мяса с дымком. Кажется, такого же вкуса было и кашло, но я пытался осознать происходящее и вкуса не заметил.
Всё это место сверху выглядело как две параллельные прямые, левый и правый зал, соединённые посередине. Шириной залы были с десяток метров, а длиною в четыре полёта «Магической стрелы». Сводчатый потолок поддерживали квадратные колонны, стоящие рядом с водосточным каналом. С нашей стороны всё пространство между колоннами было заложено серым камнем, с воздуховодными отверстиями в самом верху и такими же прямоугольными отверстиями у пола. Последние нужны, чтобы утром водой смыть всю грязь после разумных и лошадей.
В дальнем конце зала, противоположном от общего заезда, была толстенная стена с проходом вглубь катакомб, куда отправляли разумных за водой. Ещё когда караванщики только приступили готовить ужин — я направился к той стене. В тот момент нутон с бакенбардами стоял около прохода и инструктировал четыре группы авантюристов, должных посменно патрулировать окрестности за стеной. Меня начальник в катакомбы не пропустил, ссылаясь на заключённый контракт на мою охрану, как пассажира. А на вопрос, что же это вообще такое за место, нутон скривился и едва не плюнул мне в лицо. Он лишь коротко процедил:
— Канализация.
Одно-единственное слово крутилось у меня в голове и пока я ел ужин, и когда пил отвар из трав, и когда укладывался ко сну. Забравшись в верный спальник из меха Нашласарского манула скверны, я только успел сделать мысленную пометку всенепременнейше разузнать об этой канализации — как заговорил один из авантюристов, оставленных следить за кострами.
— Ей, ей, вы чувствуете? — он расставил руки в стороны, будто пытаясь сохранить равновесие.
— Ты себе мозги вконец отморозил, а? — спросил один из караванщиков, засидевшийся около костра.
— Почувствуйте, пол, пол, — авантюрист нагнулся и приложил ладонь к полу. За ним повторили все, и кто ещё не спал, и кто только что проснулся. Волна шороха прокатилась по всему залу, из дальнего конца в нашу сторону направилась плотная фигура с бакенбардами и недовольным лицом. Все трогали пол и ворчали на авантюриста, что тот совсем дурак.
— Вибрация? — спросил я, почувствовав неясные размеренные удары будто от колонны марширующих солдат. Они раздавались где-то в стороне Гварского тракта, но уж совсем далеко, гораздо дальше тракта.
— Тоже чувствуешь? — в голосе авантюриста не было радости, он дрожал. Разумные вокруг нас испуганно зашептались и продолжили яростно трогать пол.
— Мама, оно там! — по направлению к источнику вибрации показал рукой мальчонка, сегодняшний вечер поведший на плечах отца.
— Тихо ты, — женщина одёрнула сына и, сев по-турецки, придвинула мальчика к себе в объятья.
Начальник охраны в этот момент уже стоял около моста и раздавал указания группе авантюристов, тотчас же умчавшейся наружу. Потянулись долгие минуты, костры догорали и гасли, зал медленно погружался во мрак.
Спустя, наверно, полчаса ожидания — за каменной стеной пробежал кто-то очень быстрый, промчавшись по всему левому залу и молнией пролетев через мост. Посланный на разведку авантюрист запнулся и кубарем влетел в помещение. Лёжа на спине и ловя воздух ртом, он едва смог что-то прошептать нутону с бакенбардами.
Мужчина сжал кулаки, глубоко задышал и уставился в одну точку. Несколько секунд ему потребовалось, чтобы прийти в себя, после чего он быстрым шагом вышел ровно на середину зала и сложил ладони рупором.
— Всем подъём. Оставаться на своих местах.
Все разумные и так давно проснулись, а сейчас от крика так вообще взбодрились и замерли. Некоторые же аккуратно набрали воды в кружки, промочить горло, или забивали табаком трубку, понимая, что сон уж точно отменяется.
— Всем молчать. Слушать меня внимательно. Всем незанятым на дежурствах авантюристам пройти к мосту. Караванщикам приготовится исполнить команду, — начальник замолк, позволяя разумным осознать услышанное. — Разорители. Зимовник.
Где-то с глухим ударом кружка упала на пол. Сидящий рядом караванщик с застывшим стеклянным взглядом как начал затягиваться курительной трубкой, так на автомате и продолжал втягивать горький дым. От боли вскрикнул мальчик, сдавленный объятиями матери.
— Соблюдать тишину!
Окрик начальника охраны вовремя зарубил на корню поднимавшийся гам. Все вновь замерли, кроме караванщиков. Они подошли к своим лошадям и принялись их успокаивать да гладить по загривку. Заодно закрыли им глаза плотной тканью и, зачем-то, проверили остроту своих кинжалов.
Я вылез из спальника, подобрал посох, накинул на себя паранаю с плащом и подгоняемый любопытством направился к мосту. В свете высоко поднятого факела, начальник охраны вместе с приближёнными обсуждали дежурство на одном из холмов, недалеко от тракта.
— Глава, — в мою сторону показал двухметровый орк, державший над головой факел. Начальник охраны стоял ко мне спиной и резко повернулся. Чтобы от испуга аж подпрыгнуть.
— Какого рожна ты вылез из темноты, подстилка дракона? — злобно процедил нутон, чтобы спустя мгновение рассерженно сплюнуть. — Я приношу свои извинения за мои слова, но впредь прошу так внезапно не появляться. И вернуться на место, мы заняты своей работой.