Вот только одной скверне известно, что делать с оставшимся бурдюком. Его оболочка затвердела, уподобившись камню, но внутри всё ещё что-то колыхалось. Прошлый бурдюк после оклазии исчез, а этот я подумывал разорвать на части: осталось небольшое отверстие в том месте, где он крепился к плоской части овала хвоста. Не хотелось рисковать посохом или собственными пальцами. Лучше рискнуть мечами, привязанными к ноге бандита. Снять их, но сперва заняться пластинками.
Раздался странный шелест, когда я подошёл к трупу Хашира. Под раскушенной наполовину шеей каменистая земля почернела от крови, но шелестело как раз из-под головы, уткнувшейся лицом в почву.
— За… — раздался тихий стон.
— Да ладно, жив?– можно было бы долго удивляться, но система промолчала, когда полёвка сделала нежный «кусь» разбойнику. Я нагнулся и прислушался к едва уловимому голосу Хашира.
— За что?
Я прислонил остриё кинжала к спине остроухого, напротив сердца.
— Не за что.
Внимание, Ваше личное имущество уничтожено
Внимание, раб Хашир погиб
Свободных ячеек рабов: 4 из 4
Я хоть и не понимал, как появляется нежить, но рисковать не хотел. Оттащил труп разбойника за пределы скверны. И приступил к обработке пластин.
Кваралитский раствор на заллаю можно нанести двумя способами: в форме своего личного магического рисунка, или упрощённо. В первом случае, если я правильно понял объяснения Густаха и Кузауна, у подготовленной заллаи течение маны будет направлено именно в ту сторону, в которую указывает паттерн рисунка. Но так наносить слишком долго, да и нужны мне просто готовые заллаи.
На прошлой полёвке я использовал раствор из бронзовой массы, приготовленный из обычных ингредиентов. Бронзовый раствор из качественных материалов и золотой я наносил сейчас примерно так же, как тёмный эльф в лаборатории изготовил серебряную нагревательную блямбу. Круговым движением по всей длине и ширине нанести по неразрывной линии, чтобы в центре широких сторон получился крест, а узкую часть просто покрыть раствором. Слегка густая жидкость цианового цвета моментально прикипала к заллае, высыхая в секунду. И начиналось то, что я давно хотел увидеть.
От земли и от пожухлой прошлогодней травы под стаявшим снегом, даже иногда от самого воздуха отходили белёсые ниточки, плавные и ровные, исчезая с лёгкой рябью пространства. От неподготовленных заллай, как и от подготовленных, как и от всего скверного — белёсые ниточки отходили изломанные и искривлённые, но исчезали с обычной рябью. Но около заллай с нанесённым раствором рябь всасывалась в циановые линии. На расстоянии в сантиметров тридцать от пластинок с бронзовым раствором, и сантиметров двадцать с золотым.
Никуда не пропал тускло мерцающий овал, охватывающий голову, живот и грудь трупа разбойника. Свечение волнами отходило в руки и ноги, белёсые ниточки отрывались от тела. Возможно, это свечение связано не только с магией, но и с лог-файлом. Ведь если я в своей истинной форме попробую кровь любого существа в первые сутки после его смерти, то узнаю о нём многое. Можно было бы и сейчас попробовать кровь Хашира или любого другого разбойника — но кто знает, какую заразу можно от них подцепить.
С позеленевшим бурдюком всё получилось грустно: я не смог засунуть меч в небольшое отверстие. Стенки не расширялись, они сами стали будто каменными. Я подумывал разбить бурдюк, но инстинкт самосохранения отговорил меня от такой глупости.
Через два часа началась оклазия. Бурдюк пропал. Собиравшиеся исчезнуть пластинки распадались на атомы и исчезали, даже обработанные кваралитским раствором. Но вокруг одной из них на секунды пространство задрожало мелкой рябью и резко втянулось в пластинку. Именно она осталась. На самой первой заллае я использовал бронзовый раствор с обычными ингредиентами, потратив на её получение литр раствора, новая — то же от бронзового, но с ингредиентами качественными. От золотого ничего не осталось, но было бы глупо рассчитывать на удачу.
Что до обычных пластин, то в прошлый раз их осталось четыре из ста, а в этот раз пять из сто пятидесяти. Думаю, мой шанс на пластинки равен один к двадцати пяти, когда у простых разумных один к пятидесяти, или даже к ста. Про влияние кваралитского раствора говорить пока рано, но и это я выясню.
Собрав все пластинки в рюкзак — я направился к стоянке, но ненадолго опять остановился у трупа разбойника. Я ничего не чувствовал, кроме неестественной усталости. Всё же, есть что-то полезное в моей ситуации. Для разумных существование ксата, с символами академии и церкви на паранае, сродни нетающей глыбе льда посреди пустыни.
Лошади на стоянке фыркали и ждали положенного им зерна и воды, кострище ждало дров и огня, телега срочно требовала разложить и собрать вещи, а пойманный бандит ужом извивался у дерева и что-то пытался мне сказать.
— Слушай, Дарик, не мычи! Давай ты не будешь меня отвлекать, а я тебя за это покормлю?
Разбойник в ответ забрыкался с утроенной силой. Я на всякий случай осмотрелся, но «Чувство магии» не находило ни мерцающих овалов, ни далёкого присутствия разумных.
— Ну и чего тебе? — с чпокающим звуком старый носок вырвался изо рта бандита.
— Госока гуската нара! Куатая нуарая, ангара фатр!
— А более сдержанные выражения ты знаешь, или только ругаться умеешь?
— Да пошёл ты, подстилка дракона!
— Ну, тогда я пойду, — силой вставив кляп обратно, я заторопился заняться вечерними делами.
Сперва я вернул в кошель большую золотую монету. Одежда рабов покупалась с расчётом на её потерю, но вот спальники можно продать, так что их я сложил в телегу. Оставались лошади. Я до этого только наблюдал, как их запрягали и распрягали, и как кормили и ухаживали. Но деваться некуда. Я не спеша подошёл к животинкам и погладил их шеи и гривы. Они обиженно фыркнули и своими большими носами обнюхали меня на предмет лакомств, а не найдя — фыркнули в два раза громче и показательно отвернулись, намекая, что без ужина наш разговор не состоится. Вскоре лошадки задорно хрумкали зерном и попивали воду, днём вытопленную Хаширом.
Уже через полчаса в кострище горел небольшой огонёк, облизывая сухие веточки. Рядом на двух палках весели мои ботинки, недалеко ожидал котелок с ужином, а поодаль лежали грязные шмотки, которые я хотел всенепременнейше сжечь. Мне становилось дурно от одной мысли, что придётся спать недалеко от этого рассадника блох.
Закончив вечерние дела и подготовив всё к ужину — я подошёл к Дарику. И вновь вытащил кляп из его рта.
— Давай без криков, я устал за последние дни.
— Чё, кончил Балагура? Так ему и надо. Нехай врываться в дома и баб резать, а не насиловать их. Чё, сука, уставился на меня, падла? Ты себя-то видел, ублюдок…
— За языком следи.
— За собой следи, выродок шлюхи!
Я закрыл бандиту рот ладонью и сжал руку. Вдох, выдох, ещё разок. Гнев отступил.
— Лучше тебе, и вправду, помолчать немного, — я впихнул кляп в пасть Дарику, попутно сломав тому один из передних зубов. Остроухий выкатил глаза и замычал со страшной силой.
И в тот самый момент, когда я только отошёл от бандита, собираясь приготовить ужин — со стороны дороги послышалось фырканье лошадей. За деревьями замаячили две звёздочки. Они быстро приближались. Вскоре одна превратилась в едва святящийся тусклый, но большой овал, а вторая в овал небольшой, но мерцающий ярко. На плаще всадника и куртке блекло-жёлтого цвета тёмно-фиолетовыми нитками было вышито дерево с густой кроной.
— Я солдат из личной гвардии графа Шалского, послан проверить стоянку. Что здесь происходит?
— Нападение разбойников, не так давно.
— Это выживший? — я кивнул. — Назовите себя.
— Лик’Тулкис, Кта’сат. Ученик-магессор Настрайской магической академии и сулин Всеобщей Церкви. Я здесь проездом, завтра возвращаюсь во Фраскиск.