Каждый раз, когда я выходил из леса к вытоптанному участку снега, где скидывал добычу — взгляд невольно устремлялся на запад к неизведанным местам, за широким лесом с медвежьей берлогой и ручьём. Хотелось как можно быстрее завершить подготовку лагеря, разобраться с одеждой, дождаться тёплой погоды и двинуться в путь. Хотелось разузнать, как выглядит скверна в горах, предгорьях и в пограничных зонах. Изучить тварей, что водятся там. Понять, какие запчасти они оставляют после себя. И двигаться в сторону орочьей стоянки.
Сейчас же я налегке возвращался в пещеру после тяжёлого дня: испарилось всё, даже кабанья кожа. Я утешал себя мыслью, что ещё несколько вечеров и пальцы окончательно отрастут. Ещё я готовился к очередной порции тренировок и следующему этапу раскрытия новых умений.
Вот только если Госпожа Удача отворачивается, то делает это по всем фронтам. Какое бы сложное умение я ни пытался раскрыть — всё оказалось тщетно. Что нельзя сказать о простых умениях: тот же «Прыжок» и «Пинок» открылись практически сразу. Они мне ни к чему, так что я оставил оповещения от системы нетронутыми: такие оповещения не пропадают со временем.
Я сосредоточился на попытке раскрыть умения для ближнего боя. Вот только неважно, как я бил рукой, исполняя тот или иной приём из бокса — всё бесполезно. Не открылись ни «Оверхед», ни «Хук», «Джеб» или другие, какие только смог вспомнить. В прошлом мире каждый из приёмов также служил названием умения, усиливая соответствующий удар. Я тогда владел «Хуком», но сейчас всё равно у меня ничего не вышло. «Удар» — именно это умение запускалось, и никакое другое. Даже если я бил воображаемого противника коленом.
Есть подозрение, что всему виной две вещи: слишком низкий уровень навыка «Рукопашный бой», и низкие показатели в Силе и Ловкости. Хотя это странно — в прошлом мире «Хук» открылся на первом уровне «Рукопашного боя», а в Силе вообще красовалась гордая единичка.
Решив, что до встречи с мамой рукопашных умений мне не раскрыть — я приступил к следующему этапу, нанося различные удары посохом. И всё время удерживал ману в руках и в теле, напитывая ей каждую мышцу, испуская в момент удара. Всё оказалось тщетным. На следующий вечер я возобновил попытки, и ещё на следующий. На четвёртый день я плюнул на всё это.
Сильнейший ливень закрыл меня в пещере: я боялся оползня. Клокочущая грязевая масса уничтожает всё на своём пути. Селевой поток — смертоносен, и риск выходить из пещеры во время бушующего ливня неоправдан. Ещё больше он неоправдан, когда ливень попеременно то превращается в плотный снегопад, то возвращается в привычные потоки воды.
Пока на улице бушевала стихия, я с самого утра погрузился в подготовку. Пальцы уже отрасли и с привычной ловкостью я занимался кройкой и шитьём. Штаны и ботинки из золотистой шкуры требовались всенепременнейше, как и широкое полотно из кожи порченного кабана. Скверна в моей жизни имеет слишком большое значение: она кормит, лечит, одевает, даже обучает. А что уж говорить о разумных, живущих на двух материках, не тронутых скверной?
Вот та же шкура с золотистым мехом: она ведь в десятки раз теплей и прочней обычного меха. Шкура альпаки или даже шиншиллы вообще ни в какое сравнение не идёт, а у последней мех настолько густой, что неспособен просохнуть, если в него попала влага. Но даже если закрыть глаза на густоту золотистых волосков, то остаётся главное преимущество: простота обработки. Её сложно добыть, зато шкуру не надо обрабатывать. После испарения на внутренней стороне не остаётся ни капли вонючего ихора, ни кусочка противного жира, и шкура уже готова к шитью. Или прочная кожа скверного кабана, или леска, ей вообще не счесть применений. Нервные трубки можно пустить на сваи при строительстве, для укрепления стен домов или как опорные балки. Скорлупа бодрящих яиц — прекрасный цементный раствор.
Вся жизнь и быт разумных явно завязаны на скверну. Про возможность исцелиться зелёным мешочком, заглушить боль бодрящим яйцом или отрастить утерянную конечность содержимым ореха — даже подумать страшно, какой пиетет испытывают разумные перед этими вещами.
Спустя четверо суток, когда я крепко спал после очередного тяжёлого дня — что-то произошло. Страх пронзил сердце. Я подскочил с лежанки, испуганно уставившись сквозь гору в сторону скверны. Шрамы на груди пылали огнём, я едва сдерживался, чтобы не закричать от боли. Дыхание сдавило плетью, зубы отбивали чечётку, руки дрожали, ноги подкашивались.