— Ты прав, древнейший. Но лишь тогда, когда все раша́а ну шаа́р Мкаа́тух статут едины. Но до тех пор шаа́р ну Руссу́ут не способны шуу́со ну рараа́с шаа́р Суттаа́к. Как и не способны шаа́р ну Суттаа́к шуу́со радо́ор шаа́р ну Руссу́ут.
— Но ведь ты жена будущего вождя и сильнейшего воина племени? — мой мозг едва не вскипел от потока орочьих слов. — Тебя ведь приняли в племя.
— Это не изменит волю раша́а ну шаа́р Мкаа́тух, — голос Кагаты охладел настолько, что был способен заморозить воду.
— Я… Я хочу извиниться перед тобой. Мои знания о вас были поверхностны и своим незнанием я обидел тебя, вскрыв болезненную рану твоей души. Я прошу тебя простить меня, — я чуть опустил голову, как бы показывая своё смирение.
— Но за что древнейший просит прощение, если многие разумные не знают наших устоев. А когда узнают, то лишь отмахиваются от наших чувств. Подними голову, прошу, — орчиха опомнилась и её голосу вернулась прежнее спокойствие. — Я не злюсь на тебя.
— Спасибо. Но всё равно я должен был извиниться.
Повисла пауза. Настала пора заканчивать сегодняшний день.
— Завтра я пойму, как быстро восстанавливается моё зрение. Заодно скажу, когда вновь усну.
— Уснёшь? Древнейший говорит о тех днях, когда вождю пришлось отложить привод баранов?
— Да. Я тогда спал, и в скором времени усну вновь. Это не следует называть сном, но это самое ближайшее описание, — я замолчал, будто подбирал слова. — Если хочешь, я объясню подробней, но только завтра. Сейчас мне мешает думать голод. Да и у тебя был тяжёлый день. Тебе следует отдохнуть. Спокойной ночи.
— Дуу́ра ну суу́ра, древнейший. Тихой ночи, — ответила Кагата и канал мыслеречи оборвался. Но стоило размытому силуэту повернуться боком, как орчиха застыла, словно не решаясь что-то спросить.
— Ты что-то хотела сказать? — стараясь не упустить возможность, я быстро прокинул обратно канал мыслеречи.
— Нет, я… — орчиха запнулась, явно не решаясь продолжить мысль.
— Если ты что-то хотела спросить, то не стесняйся и спрашивай. Прошу, ты ведь согласилась мне помочь, и выслушать тебя — это то малое, чем я могу ответить.
— Нам рассказывают, — заговорила Кагата после минутной паузы, — что древнейшие стоят выше нас и презирают нас, обычных разумных. И ксаты ведут себя надменно, подражая вам. И я не помню, чтобы кто-то из них шутил или вёл себя как простой разумный. Но древнейший не похож на тех, кого я представляла. Неужели все древнейшие подобны тебе?
Я задумался, не зная, что сказать. Точнее, я-то знал, что сказать — но как? Какие слова подобрать, чтобы ответить на вопрос и не вызвать подозрений? Ведь я знал лишь трёх драконов и не могу точно сказать, как они вели себя с другими разумными.
— Я… — внезапно пришедшая в голову мысль опустошила мне разум, оставив единственное воспоминание. На сердце защемило. — Бывало, проходили года, когда я не слышал чужого смеха, — я посмотрел на размытый силуэт орчихи. — Спокойной ночи, Кагата. Увидимся завтра.
Оборвав канал мыслеречи и опустив голову на землю — я закрыл глаз, но прекрасно слышал, как орчиха шуршала одеждами, словно перебирая край кофты или чего-то ещё. Лишь спустя долгих десять секунд Кагата наконец-то ушла.
Про смех я говорил правду, ибо после перерождения вёл себя с сестрёнкой не самым лучшим образом. Лишь в последние четыре года она частенько смеялась и вела себя как самое наглое и озорное создание. Но насколько бы не были эти воспоминания приятны — сейчас на рефлексию времени нет. Надо разработать дальнейшие шаги по охмурению Кагаты, ведь именно сегодня у меня явно получилось с ней сблизится.
Если в том длинном предложении на орочьем языке говорилось, что последователи разных животных не могут разговаривать без слов, пока все орки не объединятся в одно большое племя — значит Кагате, последователю Рыси, одиноко среди детей Аиста. Ведь она не сразу покинула шатёр, значит — она здесь одна и во мне увидела родственную душу. Такую же одинокую и брошенную на произвол судьбы, без друзей, родных и тех, с кем можно разделить грусть и посмеяться от души.
Ещё немного порадовавшись удачному дню — я успокоился, проверил лог-файл, распределил сеансы лечения и попытался уйти в нирвану. Вот только голод не позволил, так что я принял позу поудобней и стал думать о ближайшем будущем.
Завтра тема нашего разговора всенепременнейше должна быть о циновках. Значит надо вспомнить, как их делают. Фабричный метод не подойдёт, вряд ли здесь слышали о такой простой вещи, как возвратно-поворотный механизм на тяговой силе хотя бы от паровой турбины. Остаётся лишь ручной способ, и это ещё лучше: я же ничего не помню! Ладно, пойду от обратного. Ручной способ — это когда что-то делают руками. Значит…