Но ощущение того, что руль в руках, автоматически заставило мозг Фокса сконцентрироваться на езде, исключив все побочные факторы, как это происходит с любым хорошим водителем. Поэтому-то, несмотря на хаос собственных мыслей, он умудрился прибыть к месту назначения на Двадцать третьей улице, даже не поцарапав бампер.
Здание, напротив которого он остановился, современным назвать было нельзя, но весь его вид словно говорил о том, что оно упорно цепляется за то, что можно было бы определить таким словом, как чувство собственного достоинства: вестибюль был чистым, почтовые ящики надраены до блеска, включая и тот, на котором значилось: «Ятс», где Фокс и нажал на кнопку; холлы и лестница в отличном состоянии и хорошо освещены. Этажом выше Фокс снова нажал на кнопку — как раз в тот момент, когда дверь отворила мисс Ятс, собственной персоной.
— О-о!.. — только и произнесла она.
Фокс сказал, что просит извинить его за беспокойство, и спросил, может ли он войти. И был допущен, правда, без особой радости хозяйки, но и без явного ее недовольства, в прихожую, где повесил на вешалку пальто и шляпу, после чего прошел в удобную большую комнату, где явно не ощущалось избытка мебели, но тем не менее создавалось впечатление, что хозяйку такое положение вполне устраивает. Он с благодарностью принял предложение сесть на стул. Мисс Ятс присела на край покрытого чехлом дивана так, словно это была деревянная скамья, и сказала резко:
— В случае, если вы думаете дурачить опять кое-кого сегодня вечером, то заблуждаетесь. Артур Тингли сказал, что не доверяет вам. И я тоже.
— Тогда мы на равных, — не остался в долгу Фокс. — Мое доверие к вам далеко не такое, чтобы им похвалиться. И, кстати говоря, вера в вас у Тингли была чуть ниже того, что называют абсолютной, раз он за вашей спиной поручил Кэрри и Эдне следить за вами.
Мисс Ятс издала какой-то звук. Ее лицо напряглось, но то выражение, которое появилось в ее глазах, нельзя было назвать испугом. Наконец она решилась:
— Итак, Кэрри… — и опять умолкла на полуслове.
Фокс в ответ кивнул.
— Очень хорошо. — Она облизнула пересохшие губы. — Ну и что из этого следует?
— Несколько вещей, мисс Ятс. Первая — это ваше не совсем объяснимое поведение. Ответьте мне: правда ли, что вы говорили по телефону с Тингли в восемь вечера во вторник?
— Да, правда.
— Вы точно уверены, что это был его голос?
— Конечно, уверена! И то, что он говорил… нет, это не мог быть никто другой.
— Тогда почему же… я не спрашиваю: почему вы не сказали мне об этом, так как не обязаны отчитываться передо мной, если не желаете… Но почему не сообщили полиции?
— Не сообщила, и все!
— Но все-таки — почему?
Она молча взглянула на него.
— Должна же быть какая-то причина? — настаивал Фокс. — Вы достаточно умны, чтобы не понимать, что для полиции при расследовании убийства эта информация имеет существенное, если даже не решающее, значение.
Глаза мисс Ятс встретились с глазами Фокса.
— Вы только что сказали, что я, если не захочу, не обязана сообщать вам что-либо. Вот и сейчас я вправе не отвечать на ваш вопрос. Но если я откажусь, то не настолько глупа, чтобы не понимать, что на этом дело не кончится, особенно теперь, когда Кэрри… — Она поджала губы и снова продолжила: — Вы спрашивали, намерена ли я чинить препятствия расследованию убийства? Отвечу: меня все это не волнует.
— Вас не волнует, найдут ли того, кто убил Тингли, причем не просто убил, а пробил голову и перерезал горло?
— Ну, в этом плане, конечно, волнует. Полагаю, что любой человек, находящийся в здравом уме, не желает, чтобы убийца разгуливал на свободе. Но я знала, что, если скажу об этом телефонном разговоре, мне придется рассказать и содержание разговора, а это означало бы выставить напоказ свои чувства, продемонстрировать, насколько уязвлена моя гордость. Единственное, чем я гордилась по-настоящему в жизни, — это моя работа. Работа и бизнес, которому посвящена вся моя жизнь… Вот уже двадцать последних лет я несу ответственность за то, чтобы фирма Тингли преуспевала.
Мои друзья и все, кто знает меня, прекрасно это понимают… И, что еще более важно, это понимаю я.
Когда Кэрри… когда я узнала, что Тингли на самом деле подозревал меня и, более того, поручил моим подчиненным шпионить за мной… — В ее глазах вдруг вспыхнул яростный огонь и тут же погас. — Я готова была в тот момент сама его прикончить. Могла бы убить! Я отправилась бы туда, если бы не пришла Кинтия Харлей…
— Но вы же не отправились?
— Нет, — ответила она с сожалением и горечью, — не отправилась.
— Выходит, вы не сказали об этом телефонном разговоре, потому что не хотели, чтобы стало известно, что Тингли заставил ваших подчиненных следить за вами?
— Да. А позже появилась и другая причина, когда выяснилось, что Эйми ударили по голове и она провалялась целый час на полу без сознания. Я не понимала ничего тогда, не понимаю и сейчас. Но не верю, что она убила своего дядю или была как-то причастна к этому, однако мне стало ясно, что если о том нашем телефонном разговоре с ним станет известно, — а из него следует, что Тингли в восемь вечера был еще жив, — то его племянница попадет в серьезный переплет. Это еще одна причина. Но не главная.
— В противовес всему сказанному вами существует и весьма веская причина, по которой вы должны были бы сообщить об этом полиции. Разве не так?
— Не понимаю, о чем вы?
— О вашем собственном положении. Как подозреваемой в убийстве. Вы, конечно, отдаете себе отчет, что все еще находитесь под подозрением. У вас нет алиби на тот период времени, в который, как полагают в полиции, убили Тингли. Не очень приятно, когда тебя подозревают в убийстве, и если бы вы рассказали об этом телефонном звонке…