— Ей очень понравилось, — сказала Мэрилин. — Это заставило ее забыть о простуде. Дэйв победил в один присест.
Джулия буквально рассвирепела и тут же выместила это на Мэрилин.
— Ты не годишься, чтобы смотреть за ребенком, — бушевала она. — Ты легкомысленное, самовлюбленное и беззаботное существо!
Но Мэрилин отплатила ей тем же. Она выпрямилась, став сразу еще больше похожей на Мэтти, и заорала ей в ответ:
— Я-то больше гожусь, чем ты! А ты, между прочим, ее мать. Ты когда-нибудь бываешь дома, а? У тебя на первом месте твой магазин и личная жизнь, разве не так? Не думай, что выставишь меня только потому, что я взяла ее посмотреть матч. Ты бы сама взяла ее кое-куда, только боишься, что она будет тебе помехой.
Они уставились друг на друга в наступившей тишине.
«Она права, — подумала Джулия. — Наполовину она права».
Столь знакомое осознание вины, самоосуждение и острое чувство любви болезненно сжало сердце. Но ведь дело не в том, что она не хочет, чтобы Лили была с ней. Истина заключалась в том, что она старалась держать ее подальше от Томаса Три. Томас был ее любовником, но Джулия считала, что пустующее место отца для Лили могло быть занято только Александром. Она не хотела, чтобы Томас делал даже попытки захватить его, даже если бы Лили и позволила ему это. Сама она была предана и Лили, и Томасу, но по отдельности, что вызывало необходимость затрачивать дополнительные усилия и выполнять двойные обязанности. Даже когда Томас жил с ними уже в доме, выходящем на канал, она ухитрялась сохранять расстояние между ними. И Джулия знала, что это было одной из причин, по которой Томас выехал из дома почти два года тому назад.
— Мы просто поссорились, — говорила она своим друзьям и всем, кто спрашивал, даже Мэтти. — Мы разошлись во мнениях. Просто, наверное, пришла пора переменить место, понимаешь?
Итак, с самого начала Джулия приняла критику Мэрилин. Больше они об этом не вспоминали, но такое не забывается. Со своей стороны Мэрилин изо всех сил старалась следовать традиционным представлениям Джулии о воспитании ребенка.
Все это они выплеснули перед Лили, которая молча наблюдала за ними. Уже тогда она, казалось, обладала врожденной способностью наблюдать, сравнивать и судить. У Лили было всегда собственное мнение, и Джулия иногда пугалась горячности высказываемых ею суждений, но чаще спокойное упрямство девочки приводило ее в ярость. И в этом она была также похожа на Александра.
— О чем ты задумалась, мама? — Лили вытянула ноги. Она уже сейчас была не по возрасту высокой: у нее были длинные ноги и стройная фигурка. Ворсянку и маленького толстого пони, которых держали для нее в Леди-Хилле, чтобы она могла кататься верхом, уже давно заменили на небольшую верховую лошадку, которую Лили обожала. У них была фотография, изображавшая скачущую легким галопом Лили в шляпе с жесткими полями и жакетке для верховой езды с серебряной обшивкой. Джулия подшучивала над этим костюмом и называла его фамильным бархатом, но все-таки она гордилась этой фотографией.
— О чем я думаю? Так, ни о чем. Время идет. Я старею, и это грустно.
Лили критически оглядела ее.
— Ты не старая. Особенно по сравнению с другими мамами. Ты все еще идешь в ногу с модой.
— Спасибо, дорогая.
Лили вскочила и закружилась по комнате, собирая и вновь разбрасывая вещи.
— Что мы будем делать сегодня?
Джулия вздохнула. Такие воскресенья, как это, следовало бы посвящать покою и полной свободе от всяких обязанностей. Но Лили необходимо было чем-то занять. Джулия знала, откуда у дочери такая непоседливость.
— Мы можем позвонить кому-нибудь; пригласить друзей на ланч. Как ты на это смотришь?