— А ты знаешь, что случилось со мной, когда я была чуть младше тебя? Что я учинила бабусе Смит? Я пошла на какой-то день рождения, и там мне дали целый пакет цветных звездочек. Я их наклеила на обои, и бабуся Смит здорово меня отругала. — Она знала, что Лили слушает, хотя та не повернула головы. — И ты знаешь, до сегодняшнего дня я всегда считала, что бабуся Смит не права. Но сейчас я поняла, что не сознавала, что делаю. Я хотела за что-то проучить ее, хотя и не знала за что. По крайней мере, не знала точно.
Джулия опять замолчала и немного выждала. Лили была достаточно сообразительной и понятливой девочкой, чтобы сделать какие-то выводы.
Вдруг тоненьким невыразительным голоском она сказала:
— Ты не говорила раньше, что собираешься ехать в Америку.
Это заявление было столь неожиданным, что у Джулии перехватило дыхание.
— Я…
— Ты не сказала мне! Ты проговорилась Мэтти по телефону! Как будто не имеет никакого значения, есть ты здесь или нет!
И только тут перед Джулией впервые открылась вся пропасть непонимания между ними. Лили все еще хмурилась, отворотясь к стене; одна рука ее лежала свободно откинутой на покрывале. Джулия взяла эту хрупкую ручку и крепко сжала.
— Но я и раньше уезжала, — сказала она. — В Турцию, Индию, Таиланд и многие другие места. Я не думала, что ты не хочешь, чтобы я уезжала. — Джулия старалась вспомнить, как это было. Лили всегда отпускала ее вполне спокойно. Или это было кажущимся весельем? Иногда она говорила: «Я не хочу, чтобы ты ехала, мамочка». Но только и всего. Казалось, ей хорошо с Мэрилин и Александром. Когда Джулия возвращалась, она находила дочь отдохнувшей и приветливой. Она даже радовалась этому.
— Я не знала, — сказала она с грустью. — Прости. — Она подумала об изуродованном ковре, этом яростном молчаливом протесте дочери.
— Я ненавижу, когда ты уезжаешь, — выпалила Лили. — Ты не должна уезжать!
— Но, Лили, я должна зарабатывать средства на жизнь, для нас обеих. — Это было лишь частью правды, и она сознавала это. Лили не обратила внимания на ее слова.
— Ты моя мать. Ты должна быть здесь.
Это эгоистичное чувство болью отозвалось в душе Джулии. В голове перемешались требования Лили и ее собственные. Ее и Бетти. Вечная борьба противоречий. «Бедные матери, — подумала она. — Никогда не могут угодить своим детям. И бедные дочери! Вечно они чего-то хотят друг от друга, а когда мы хотим им дать что-то, то делаем это так неловко, что причиняем друг другу боль». Джулия бережно пригладила волосы Лили. Она все чаще и чаще задавалась вопросом, где ее собственная настоящая мать? Что бы она сказала в этом случае?
— Я не поеду в Америку, — пообещала Джулия.
Она ощутила, как напряглись шея и плечи Лили, и поняла, что девочка старалась сдержаться, чтобы не одернуть голову от прикосновений материнской руки.
— Нет, отчего же, поезжай, — сказала Лили, чтобы отделаться от нее. — Но сообщай мне обо всем, когда нужно. Я не хочу узнавать об этом из твоей случайной болтовни с Мэтти.
— Извини, — смиренно повторила Джулия. — Но эта мысль пришла мне в голову именно в тот момент и показалась неплохой, поэтому я и сказала тогда.
«И я нахожусь во власти противоречивого эгоизма».
Лили подняла книгу и стала рассматривать картинку на суперобложке. Джулия поняла, что разговор окончен. Она встала, сказала что-то насчет ужина и пошла к двери. И вдруг услышала, как Лили пробормотала:
— Прости меня за ковер.
Это удивило и обрадовало Джулию.
— Ты была права, это всего лишь вещь, а не живой человек. Как бы то ни было, это наш общий ковер.
— Он не мой. Я не интересуюсь таким хламом.
Джулия слегка хмыкнула.
— Ты бы относилась к нему иначе, если бы он принадлежал Леди-Хиллу.
Ответ последовал немедленно:
— Леди-Хилл — совсем другое дело.
Джулия согласно кивнула. Она помедлила минуту-другую, но больше говорить было не о чем. Прикрыв дверь, Джулия спустилась вниз, еле передвигая ноги. Уже сгустились сумерки, и огромная комната показалась холодной и мрачной. Обхватив себя руками, Джулия подошла к окну и стала смотреть на улицу, ничего не видя. Она хотела бы поговорить с Александром. Вот набрать бы номер его телефона и сказать: «То, чего мы опасались, случилось. Что теперь делать?»
Она уже больше не удивлялась тому значению, которое приобрел в их жизни Александр. Она говорила себе, что он все еще ее друг, даже после всего, что случилось, а главное, он отец Лили. Но лишь недавно Джулия поняла, что ей необходима уверенность, что, если понадобится, он сможет оказать влияние, пусть издалека, не только на жизнь Лили, но и ее собственную. Александр стал чем-то вроде мерила, символом постоянства и Стабильности. Эта связующая нить между ними успокаивала, и ее следовало укрепить ради блага Лили. Она считала, что по прошествии стольких лет эти действия выглядели бы безобидно. Они редко виделись в Лондоне. Джулия никогда больше не бывала в Леди-Хилле. Она избегала этого в силу какого-то суеверия, хотя бывали моменты, когда она могла бы поехать туда, посмотреть, как Лили соревнуется на спортивной площадке, или на празднование шестидесятилетия Фэй. Но она так и не поехала, и они встречались, только когда Лили нужно было отвезти в Леди-Хилл или привезти обратно или когда Александру случалось бывать в городе по работе.