Аслан ударил коня. Этого Барлыкбаева трудно удивить: что бы ни случилось в горах, он всегда и обо всем знал первым. Привезешь ему новость, а для него это ужо но новость — сам норовит рассказать тебе такое, о чем ты и не слыхал. Аслан торопился. Он боялся, что ого опередят. Он заранеё представлял себе, как удивленно поднимутся мохнатые брови пасечника, как соберется складками ого морщинистый лоб и как сощурятся, глядя куда-то вдаль, его желтые глазки. Прежде чем что-нибудь сказать, он всегда смотрел куда-то вбок, как бы оценивая про себя, чего стоит эта новость…
СКОЛЬКО СТОИТ ДЕВОЧКА
Младшие сестренки бегают вокруг чугунной печки и отнимают друг у друга ленточки. Шум и крики мешают Зауреш. Но что поделаешь? Она привыкла к этому шуму. Остается решить три задачки, повторить наизусть стихи, и тогда можно успеть ещё полепить.
Зауреш любит лепить из пластилина. Для школьной выставки она сделала собаку, лису и курицу. Лучше всего получилась собака — даже учительница похвалила, но в этом нет ничего удивительного, потому что это Джулька. Пока Зауреш лепила, Джулька сидела у печки и грызла кость. Пластилиновая собака тоже грызла кость, и учительница сказала, что Зауреш нашла собаке естественную позу.
Потом Зауреш лепила Джульку ещё раз, но так больше не получалось. Просто Джулька надоела ей. Глаза бы на неё не смотрели, дуреха какая-то! Лает на всех без разбору, бегает по чужим дворам и вечно попрошайничает у соседей, будто дома её голодом морят. Нет, Джульку лепить она больше не будет. Сегодня Зауреш попробует вылепить верблюда. Только хватит ли на верблюда пластилина?
Хорошо и уютно дома, когда на улице крутит метель. Только мать неважно себя чувствует, лежит на кровати и, наверно, спит, а девочки никак не угомонятся, рвут друг у друга ленточки и кричат — нет, не кричат, а вопят так, что Зауреш ничего не соображает. Так ей, пожалуй, никогда не закончить уроков, а ведь надо ещё повторить стихи и успеть хоть немного полепить. Хорошо бы их спать уложить, а то обязательно подсядут, станут просить пластилин, а пластилина и так мало — неизвестно, хватит на верблюда или нет. Ой, как кричат!..
Сейчас двойняшкам уже по до ленточек, кричат просто так, кто кого перекричит, у кого сильнеё глотка. Так гудят, что даже не слышно, как шумит на дворе метель. Зауреш стискивает зубы, зажимает ладонями уши и отчаянно впивается в учебник.
И вдруг задумывается: почему это мама молчит? Почему не одернет девочек, не прикрикнет на них? Зауреш оглядывается на кровать: маме плохо. Так, наверно, плохо, как никогда. Мать лежит на боку, упираясь руками в стенку, и сдержанно стонет. Зауреш подлетает к сестричкам, дает затрещину одной и другой.
— Что с тобой, ма?
Мать поворачивает лицо к Зауреш — измученное, с темными невидящими глазами. Младшие сестренки, примолкшие было, испуганно — сразу и вместе, как по команде, — начинают плакать. Мать кладет руку на голову Зауреш.
— Оденься, пойди к баскарме [4], пускай пришлет машину…
Наверное, ей сразу становится легче, потому что она поднимается, прислоняется спиной к стене, вытирает платком мокрое лицо и склоняет голову набок, словно прислушиваясь к чему-то. Глаза её при этом светлеют, и девочки, глядя на мать, тут же затихают.
Дорога к баскарме нелегка. Зауреш качается, как пьяная, низко пригибается, обжимая полы шубейки, рвущейся из рук, и долго плутает в снежной кутерьме.
Кочубай-ага спит. Пока жена будит его, расталкивая, просыпаются мальчишки — Чотур, Мирзахан и Эльдар; один лишь грудной Раис сопит в своей колыбельке, свисающей с потолка. Мальчишки вылезают из-под одеяла, пялят на Зауреш глаза, зевают и улыбаются ей.
— Спите! — кричит мать, и они снова залезают под одеяло. Оно у них одно на троих, и они возятся под ним, перетягивая каждый на себя.
Со сна Кочубай-ага долго не может взять в толк, что от него хотят. Только выпив воды и ещё раз выслушав девочку, он одевается.
— Зачем тебе идти самому? — говорит жена. — Не можешь Ивану позвонить, чтобы поехал?
— Сапара надо уважить.
Сапар, отец Зауреш, — главный животновод в колхозе и приятель баскармы.
Едут они в «газике». Метель, ещё недавно бесшабашная и дикая, сейчас становится тише. Толстый Кочубай-ага спокойно держит свои короткие руки на руле. Сильными огнями от фар расталкивая снежную речку, «газик» плывет в пей, качаясь, как упрямый кораблик.
У дома лаем их встречает Джулька. Баскарма торопливо выскакивает из «газика», входит в дом, но, увидев Дамеш, уже одетую, спокойно улыбается. Он сгребает её в охапку и слегка приподнимает.
— Что ты делаешь? — пугается Дамеш.
— Достаточно ли ты тяжела и не рано ли везти?
Дамеш поправляет платок на голове:
— Ну и как?
— В самый раз!
— Может, ты ещё знаешь, кто у меня будет?
Кочубай-ага осматривает ее.
— На этот раз мальчик, можешь мне поверить. Слава богу, у меня их четыре, умею разбираться. Сапар будет доволен. Теперь ему не открутиться — поить меня будет три дня. — Баскарма хлопает себя по животу.
— Ты же не пьешь, — говорит Дамеш. — Доктор тебе запретил.
— Пускай доктор запрещает своей бабушке. Чтобы я не выпил по такому случаю?
Он смешно подпрыгивает, этот Кочубай-ага, большой шутник и балагур, хлопает по своим сапогам, но как только Дамеш закрывает глаза и проводит рукой по лицу, перестает веселиться, обнимает её за плечи и ведет к дверям.
— Доченька, — говорит мать, задерживаясь у выхода, — весь дом на тебя остается. Попроси тетю Марусю, она поможет по дому, если надо…
Двойняшки цепляются за мать, но Зауреш оттаскивает их, и они тихонько скулят.
— Я вернусь скоро, дорогие мои…
Зауреш прижимается к её плачу и горячо шепчет:
— Привези нам мальчика, ладно? Девочку не надо…
— Какой разговор! — кричит Кочубай-ага. — Разя сказал — мальчик, значит, будет мальчик.
Как только они выходят, в дом врывается метель, она колотит в стены, гоняется за вспугнутыми тетрадками, колышется в занавесках над зеркалом. Зауреш приникает к узкому окошку и смотрит, как в свете фар мечется снежный клубок — это Джулька прыгает перед машиной, заливаясь лаем.
Когда «газик» выезжает со двора и исчезает в темноте, Зауреш становится так одиноко и страшно, что она начинает плакать. Вслед за ней ревут и двойняшки. Зауреш вытирает слезы и кричит на сестер. Пускай знают, что теперь Зауреш здесь главная и сестры обязаны слушаться ее. Она кормит девочек кислым молоком с лепешками и укладывает спать. Теперь она им все равно как мать. Девочки покорно дают себя раздеть, послушно ложатся, прижимаются друг к дружке и тотчас засыпают.
В доме тихо, только метель пронзительно и тонко гудит в печной трубе. Зауреш приносит кизяку и растапливает на ночь печку. Огонь долго воюет с ветром, гудящим в трубе, фыркает, задыхается дымом, плюется и стреляет искрами, но печка все же начинает весело гудеть, втягивает весь дым из комнаты и выталкивает его по трубе в стужу и метель.
Теперь, когда сестренки спят, можно заняться верблюдом.
Зауреш напряженно вглядывается в пластилин, обминает его пальцами, вспоминая, как выглядит верблюд. Но пальцы не слушаются, они лепят не верблюда, а мальчика, да, именно мальчика, и, наверно, такого, какого хотелось отцу. Получается круглый, ушастый, с глазами навыкате малыш, со ртом до ушей, с длинным чубчиком на стриженой голове. Он стоит на своих крепких ножках и смотрит из-под приподнятой руки, следя за летящим орлом. Правда, орла здесь нет, но его нетрудно представить.