— Значит, старик еще ничего не знает?
— Так точно.
— А Козлова он откуда знает?
— Говорит, что жили в одном дворе и что Козлов тоже знает этого мальчика и будто бы любит его.
— Любил, — строго поправил подчиненного Ролоф. — Козлов больше никого любить не может. Даже свою жену.
Комендант посидел молча, подумал и распорядился:
— Старика не выпускать, готовить к очной ставке. На квартире у старика и во всем дворе провести тщательный обыск. Возьмите собаку.
Обыск в райтоповском дворе дал блестящие результаты. Собака, которой дали понюхать вещи Семенова, повела эсэсовцев к дровяному сараю. Под полом, в узком кирпичном погребе, были обнаружены сочинения Маркса, Ленина и Пушкина, большое количество тонких брошюр, неисправный радиоприемник в буковом ящике, а на нем аккуратно нарезанные листы тетрадной бумаги, карандаши и копирка. На одном из листов копирки читался текст:
«Смерть фашистам… здравствует 7 Ноября!»
Этой улики Ролофу было вполне достаточно, чтобы утвердиться в своей догадке: мальчишка не случайно оказался в бараке, он выполнял задание разветвленной организации. Но обыск в самой квартире дал еще одну не менее вескую улику. Там была изъята книга «Принц и нищий», сочиненная Марком Твеном, с надписью на титульном листе: «Т. Семенову, которому я абсолютно доверяю!»И четкая подпись: «Л. С. Щербаков».
Комендант Ролоф легко установил, что это тот самый Щербаков, который убил коменданта Келлера на стадионе. Было установлено также, что за время оккупации мальчик несколько раз приходил к бывшему завхозу школы.
При всей своей подозрительности Ролоф понимал, что дед Серафим вовсе ничего не знал о тайной деятельности мальчишки и о его связях. Дед был допрошен тщательно, всесторонне, и только после этого Ролоф устроил очную ставку.
Неискушенный в полицейских порядках, дед как только увидел Семенова, так заговорил сам:
— Господи! Родименький, что это соделали с тобой, стреляли, что ли? Говорил тебе — не суйся к ним, не лезь… И лицо все черное…
Семенов сидел на облезлом венском стуле, прямой и безмолвный. На деда он не смотрел.
— Не молчи, Семенов, не молчи! Они ведь мучить будут…
— Значит, вы знаете этого человека? — прервал деда комендант и указал на Семенова.
— Знаю, — охотно подтвердил дед. — С первых мокрых пеленок… Да ты не молчи, милый. Все уж теперь. Они все вызнают…
Ролоф опять прервал старика, он обратился к Семенову:
— А ты знаешь этого человека?
— Нет, — сказал Семенов. — Не знаю.
Комендант засмеялся злорадно. Это глупое упорство он наверняка теперь сумеет сломить.
— Назовите себя, — приказал он старику.
— Чинилкин Серафим Павлович, — послушно отозвался дед и опять стал умолять Семенова не противиться силе и рассказать все. Дед плакал. Слезы текли по дряблым небритым щекам, плечи вздрагивали, как у ребенка. Он понимал, что фашисты замучают мальчика, и никакие тайны не казались ему сейчас важнее этой детской жизни.
Дед подписал протокол, и Ролоф приказал отпустить его.
— Иди, старик, иди. — Комендант похлопал его по слабому плечу. — Ты святой человек! У тебя хорошее русское имя — Серафим! Серафим — по-русски значит ангел?
— Бога нет, — назло немцу твердо сказал дед, хотя сам он в этом сомневался.
На другой день была очная ставка с Антониной Козловой. Как Ролоф и ожидал, та прежде всего хотела добиться денежной компенсации за геройски погибшего мужа. Единственное, что пообещал комендант, это перевести вдову на работу в привокзальное кабаре, где обеспечение было много лучше, чем в обычной столовой. Потом ввели Семенова, и Ролоф спросил Антонину:
— Вы можете подтвердить, что это действительно Семенов Анатолий и что он жил с вами в одном дворе?
Антонина с готовностью подтвердила.
— Вы не ошибаетесь? — спросил Ролоф.
— Конечно, нет. Вся семья у них такая бандитская. Сестру вы, слава богу, повесили, а мать с доктором Катасоновым работала.
Ролоф подошел к Семенову.
— Признавайся! — сказал он.
Семенов молчал.
— Ты Семенов?
Мальчик молчал.
— Как твоя фамилия, я тебя спрашиваю?
— Не помню… — сказал Семенов.
— Ты зря упорствуешь, — сказал Ролоф, — совершенно зря. Где твоя сестра?