Он сделал сначала один пробный глоток, потом опустошил стакан целиком и поставил его на стол. Женщина угостила его «голуаз». Он поперхнулся дымом и закашлялся.
— Хорошо. Что дальше?
— Пойдем ко мне. Ты полетишь «Бритиш Эйруэйз» в Лондон полуденным рейсом. Груз повезешь в нательном поясе, только одеться нужно иначе, дорогуша. В джинсах и куртке не избежать остановки на таможне.
— Что же мне делать? — Эрик Тальбот никогда не чувствовал такой легкости и отстраненности. Казалось, что его голос пришел откуда-то извне.
— У меня есть для тебя хороший синий костюм, зонт и портфель. Ты будешь выглядеть настоящим бизнесменом.
Она взяла его за руку и помогла подняться. Когда они проходили мимо Мари за стойкой, парень начал смеяться. Та подняла голову и взглянула на него.
— Вы находите меня смешной, юноша?
— О, нет, мадам, не вас. Это место. «Прекрасная Аврора» — так называлось кафе в «Касабланке», где Хемфри Богарт и Ингрид Бергман выпивают по последнему бокалу шампанского перед приходом нацистов.
— Сожалею, месье, но я не смотрю фильмы, — мрачно сказала Мари.
— Ну что вы, мадам, все знают «Касабланку». — Он говорил с возраставшей серьезностью пьяного. — Моя мать умерла, произведя на свет меня. Когда мне было двенадцать, у меня появилась новая. Моя удивительная, замечательная мачеха, милая Сара. Отец часто отсутствовал, он служил в армии, но Сара со всем справлялась и по выходным разрешала мне смотреть «полночные фильмы», если показывали «Касабланку». — Он придвинулся ближе. — Сара говорила, что «Касабланка» должна быть обязательной составляющей образования каждого, потому что в мире не хватает романтики.
— В этом я с ней согласна. — Она потрепала Эрика по щеке. — Иди поспи.
Это последнее, что Эрик Тальбот делал осознанно. К моменту, когда он дошел до двери, он находился полностью под химически стимулированным гипнозом. Он перешел набережную с уверенностью лунатика. Агнес держала его под руку. Они свернули на небольшой причал с несколькими складами и мощеным булыжником спуском к воде, и Агнес позвала:
— Валентин?
Человек, ступивший из темноты, выглядел сильным и опасным. Плечи еще увеличивали массивность в целом крупного сложения, но уже просматривались в его облике признаки упадка: некоторый избыток плоти, длинные черные волосы и густые баки придавали ему старомодность.
— Сколько капель ты ему дала?
— Пять. — Она пожала плечами. — Возможно шесть или семь.
— Замечательная вещь — скополамин, — сказал Валентин. — Если мы его сейчас оставим, он проснется дня через три и не сможет вспомнить ничего из совершенного им, будь то хоть убийство.
— Но ты не позволишь ему проснуться через три дня?
— Нет, конечно. Разве не поэтому мы здесь?
Она поежилась.
— Ты меня пугаешь, честное слово.
— Это хорошо, — ответил Валентин и взял Тальбота за руку. — Теперь давай займемся им.
— Я не могу на это смотреть, — сказала она. — Просто не в состоянии.
— Дело твое, — ответил он спокойно.
Она пошла прочь, а Валентин взял парня за руку и повел вниз по спуску к воде. Парень шел за ним без всяких колебаний. Когда они подошли к самому краю и остановились, Валентин скомандовал:
— Так, теперь иди.
Тальбот сделал шаг вперед и исчез под водой. Спустя мгновение он вынырнул на поверхность и посмотрел вверх на француза незрячими глазами. Валентин опустился на одно колено и, наклонившись вперед, положил руку парню на голову.
— Прощай, приятель.
Это оказалось потрясающе просто. Парень ушел под воду от толчка Валентина, и оставался там, не оказывая ни малейшего сопротивления, только пузырьки воздуха поднимались на поверхность, но вскоре и их не стало. Валентин вытащил безжизненное тело и оставил в неуклюжей позе в конце спуска, почти целиком в воде.
Он пошел к Агнес, вытирая руки носовым платком.
— Можешь теперь позвонить, кому нужно. Встретимся потом у меня.
Она выждала до тех пор, пока не затихли его шаги, потом пошла вдоль набережной. Вдруг она заметила движение в темноте подворотни и воскликнула в панике:
— Кто здесь?
Когда он зажег сигарету, осветилось лицо человека, который сидел раньше в кафе.
— Нет нужды будоражить округу, старуха.
Он говорил на том английском, который оттачивается в частной школе, где присутствует усталый добрый юмор с налетом презрения.
— Ох, это ты Джагоу, — откликнулась она на том же языке. — Боже, как я тебя ненавижу. Разговариваешь со мной, словно я ископаемое какое-то.
— Дорогая моя подружка, — сказал он, растягивая слова. — Разве не поступаю я всегда как истинный джентльмен?