— Эй! — окликнул его обершарфюрер. — Хватит играть, пора и честь знать. Давай-ка, открывай ворота, а мы сейчас займемся погрузкой. В конце концов, этот провиант принадлежит рейху, а не тебе лично. Русские могут быть здесь каждую минуту, так пусть им хотя бы меньше достанется — нам ведь всего все равно не увезти. А русские тебя уговаривать не станут — возьмут, да отхватят тебе яйца!
Кое-кто еще продолжал воспринимать эту сцену не всерьез. На сцене появились еще двое пожилых охранников, а майор заорал на лейтенанта, что у него, дескать, категорический приказ из штаба армии ни одной банки сардин не отпускать без соответствующим образом оформленных документов, и что это его последнее слово, и что ему уже надоело объяснять нам, что если нельзя, значит, нельзя. Тем временем мы, человек, наверное, с десяток, выстроились вдоль ограждения и до сих пор не могли поверить, что этот майор-интендант говорит всерьез. Мы все разом заговорили, принялись трясти проволоку. И вдруг обершарфюрер прикрикнул на нас:
— Тише вы!
После этого, повернувшись к майору, вкрадчиво произнес:
— Послушай, ты, недогадливый, хватит дурака валять, если не хочешь неприятностей на свою голову. Нам нужен провиант, причем сию минуту. Ни о каких накладных и речи быть не может. А если ты не отпустишь его нам, нам тогда насрать на твои запреты, и мы сами заберем все, что надо. Открывай, я тебе говорю, и это приказ СС!
Ну, подумал я про себя, это должно подействовать. Но я заблуждался. Я глазам своим поверить не мог, когда увидел, как этот зелененький Санта-Клаус шагнул к проволоке и встал почти вплотную к обершарфюреру.
— Говорите, это приказ СС, обершарфюрер. А кто вы, позвольте спросить? И кто вас уполномочил? Что вы вообще здесь себе позволяете?
После этого выхватил из кобуры пистолет и навел на эсэсовца.
— Нет, обершарфюрер, — прошипел он. — В последний раз говорю вам — не отпущу! Я здесь ответственное лицо, представляющее штаб армии! И подчиняюсь только штабу армии! Не СС, никому больше! Я сейчас прошу убраться отсюда подобру-поздорову.
Несколько секунд стояла полная тишина. Потом я услышал позади себя лязг металла и тут же сообразил, что не только майор вооружен, но и у других пистолеты найдутся. В следующую секунду раздался выстрел, и пуля просвистела чуть ли не возле моего уха. И тут майор, неловко дернувшись, раскинув руки и выронив пистолет, без звука ничком повалился в снег. Первой реакцией было недоумение. Мы все повернулись к центру группы, и тут я заметил у себя за спиной эсэсовца с пистолетом в руке. Никто не проронил ни слова в упрек ему, включая и обершарфюрера.
— Идиотизм, да и только! По-другому не назовешь, — досадливо произнес эсэсовец. — Этот недоумок получил то, что заслужил.
И, отстранив меня, подошел к воротам.
— А теперь, дедуля, отпирай ворота, да поживее! — ледяным тоном обратился он к охраннику, у которого ключ лежал в кармане.
Тот без возражений исполнил то, что ему приказали, и дрожащими руками отпер замок.
Двоим из нас пришлось оттащить тело майора в сторону, чтобы распахнуть ворота, а потом мы все въехали за проволоку — эсэсовцы на двух грузовиках, и я на своем танке. В этот момент приехали еще охранники, привлеченные гулом двигателей и стрельбой, вместе с группой русских пленных. Но мы решили разыграть спектакль — на нарочито ломаном немецком мы объяснили им, что, дескать, мы русские, красноармейцы, только переодетые в немецкую форму, так что готовы освободить их от тяжкого бремени охраны продскладов, а они пусть убираются, если не хотят получить пулю в лоб. Секунду спустя группа охранников будто испарилась.
Сбив прикладами замки с дверей, мы стали хватать первое, что попадалось под руку. Многие из нас, прошедшие огонь, воду и медные трубы, с довоенных времен не видели некоторые продукты. Мы глядели друг на друга, ухмылялись и поверить не могли своему счастью! В огромном помещении свисали с крюков говяжьи туши, свиные, телячьи. Там высились терриконы хлеба, огромные упаковки сливочного масла, шоколада, меда, ведерки с мармеладом. Конца не было нашим открытиям, а в одном из задних отсеков, замок которого пришлось взламывать, мы обнаружили ящики шампанского, коньяка, массу вин и шнапса. Если эсэсовцам, в чьем распоряжении были грузовики, было проще, то нам с погрузкой пришлось куда сложнее — мы заполняли любой кусочек пространства гастрономическими сокровищами. Где-то нашлись веревки, и мы привязали ими упаковки мяса и масла к башне танка. Вскоре моя машина стала походить на перегруженный мебельный фургон. Ни одному даже самому опытному наблюдателю противника и в голову не придет, что это танк. Вот так замаскировались!