— Все, что у нас осталось! — ответил старик.
— Развяжите! — довольно резко велел я.
Старик с покорностью обреченного повиновался.
В одном оказались несколько мелких кочанчиков капусты, немного картошки, свеклы, превратившийся в камень творог и краюха хлеба. Все было по-крестьянски завернуто в перепачканные землей капустные листья. В другом мешке я обнаружил связанную кое-как одежду, непонятного вида жестяную кружку и котелок. Оглядев убогий скарб, я велел им завязать мешки и убираться подальше отсюда.
— А к чему? — недоумевали оба.
И принялись объяснять мне, что, мол, они — люди безобидные, да и сил больше нет, поэтому они и решили заночевать здесь. Потом старик подвел меня к окну, вернее, дыре, оставшейся от окна, и показал мне на разбросанную солому — остатки крыши — пояснив, что, мол, из нее они соорудят себе лежанку. Я, двадцатилетний, смотрел на них и думал, что они вполне годятся мне в деда с бабкой, эти оборванные, отчаявшиеся люди в дырявых валенках. Кем же я выглядел в их глазах, стоя перед ними с винтовкой в руке?!
Я разрешил им идти собрать эту солому. Старуха попросила у меня спичек, я отсыпал ей несколько штук. Они стали помогать друг другу взвалить на спину эти жуткие мешки, а я стоял и смотрел. Потом они медленно побрели по улице, я отметил, с каким трудом они шагают по снегу. «В Киев, — подумал я, — оба едва на ногах держатся, да еще в такой мороз, по снегу — какой там Киев!» Потом я услышал, как их окрикнул кто-то из моих товарищей. Я велел ему пропустить их, потому что я, дескать, уже проверил их, и все в порядке. Я дождался, пока они не дойдут до остатков соломенной крыши, потом повернулся и пошел назад.
Остаток дня я просидел на какой-то доске, укутавшись в одеяло и скрючившись, вплотную к костру. На душе было невыразимо муторно. Подойди ко мне кто- нибудь из русских и пристрели меня, я бы не шевельнулся. С наступлением темноты мы покинули наш временный лагерь и двинулись в западном направлении. Один из моих товарищей, патрулировавших деревню, пока я дремал, рассказал мне, что, мол, к нему потом пришла старуха и сказала, что ее муж, наверное, умирает и что она не знает, что делать. Может, ему еще можно чем-нибудь помочь.
— Ну а ты? — спросил я его. — Сходил с ней к нему?
— Да что ты! Упаси Боже! К чему? В конце концов, они — русские, всех их не перехоронишь. Тут своих хоронить не успеваешь!
И мы тихо брели дальше по снегу сквозь ночь, пытаясь разгрести ворох собственных проблем, и пожилая пара вскоре выветрилась из памяти.
Из победителей в побежденные
«И вот я стою, горемычный болван,
Ничуть не умнее, чем прежде».
Пытаясь оторваться от наседавших на нас русских, мы пересекли бывшую польскую границу, ту самую, которую переходили три года назад, полные надежд сокрушить СССР. За время этой кампании я не раз был ранен, к счастью, всегда легко. Потом меня еще раз угораздило. Неподалеку от реки Сан и города Перемышль[26] в меня угодил осколок снаряда, тем самым обеспечив мне местечко в санитарном поезде, доставившем меня домой, в Германию.
И это называлось возвращение на родину! Разумеется, все мы были наслышаны о налетах союзной авиации на немецкие города. Но увиденное превзошло даже худшие наши ожидания и представления. Я до глубины души был потрясен. И вот за это мы сражались все эти годы на Восточном фронте? И теперь, когда в нас еще оставалось подобие стержня, не позволявшего нам превратиться в аморфную массу, и когда мы делились впечатлениями о положении дел в рейхе, любому из нас нетрудно было провести параллель между тем, что мы оставили после себя в России, и тем, что представало теперь нашему взору дома. Да, вид нынешнего Бреслау заставил нас содрогнуться. Но так ли уж его руины отличались от сталинградских?
Поскольку в раненых в тот период недостатка не было, все госпитали фатерланда были забиты больными и увечными со всех концов Западного и Южного фронтов. Мы ехали через Дрезден, Лейпциг, Галле, Магдебург и так далее. Иногда случались авианалеты, но на крышах наших вагонов были намалеваны огромные красные кресты, и нам посчастливилось прибыть к месту назначения без осложнений. А местом назначения оказался развернутый на скорую руку временный госпиталь в вестфальском городке Гютерсло.