— Шоколадка! — усмехнулся Виктор. — Подумаешь! Доброта безграничная! Так и прёт!
— Зря вы так, — укорила его Яна. — Добро необходимо в любых количествах.
— Добро! Тоже мне! — не унимался Виктор. — Из-за добра все неприятности.
Лиза была доброй. По мнению Виктора даже слишком. В конечном счёте это проклятая доброта помешала ей принять правильное решение. Ещё жалость. На курсе с ними училась Маша Курицына. Или Птицына? Нет, Цыплёнкина. Та самая, что считала жизнь без любви невозможной. Полная, некрасивая, с тонкими мышиного цвета волосами, собранными в тощий хвостик. Вечно говорила всякую ерунду.
Её не любили, сторонились, не приглашали в парк, в котором любили собираться по вечерам, а она будто бы и не стремилась к общению. Виктор тоже никогда не слыл душой компании, но в глубине души всегда считал, что сам отказывается от общения. А вот её умышленно избегают.
При этом списывать задания однокурсники предпочитали у Маши. Она не отказывала, лишь улыбалась своей робкой улыбкой, предупреждая, что и сама не совсем поняла тему и что почерк у неё далёк от идеала. Её убеждали в обратном, вполне искренне и справедливо. Она и правда никогда не ошибалась.
Лишь однажды она напутала с переводом, его списала половина группы, и хотя Маша не получила ни одного грубого слова, а преподаватель к ошибкам отнёсся весьма благосклонно, пояснив, что тема и впрямь тяжёлая... так вот, несмотря на всё это Маша разревелась как маленькая. Не потому что ошиблась, а потому что подвела других.
Витя тогда удовлетворённо заметил, впрочем про себя, что стоит меньше строить из себя всякое и излишне кокетничать. Сам он во всём отлично разобрался, используя дополнительные материалы в то время, как некоторые поглощали в парке спиртное, и если бы они имели желания спросить его... на этом Витины размышления прервала Лиза, метнувшаяся к Маше. Она обняла её, успокаивающе поглаживая по спине, сказала, что всё ерунда и яйца выеденного не стоит, а после подложила ей в сумку несколько шоколадных конфет, которые всегда носила с собой и постоянно всех угощала. Сама Лиза сладкого не ела ни в каком виде.
Из-за этой Маши, с которой Лиза с тех пор сдружилась крепко-накрепко, всё и завертелось. Не будь её с её лицемерной добротой (Виктор был твёрдо уверен, что доброта именно лицемерная) не случилось бы ничего того, из-за чего он вынужден мучиться столько лет. Зачем только Лиза её приручила!
Виктора передёрнуло. Яна, словно заметив его состояние, спросила:
— Не верите в добрые поступки?
— Не делай добра — не получишь зла, — ответил он. — Впрочем, это всё так, пустая болтовня. Люди всегда делают то, что им выгодно. Материально не выиграют, так морально удовлетворятся.
— Странные у вас впечатления о людях.
— Не странные, а извлечённые из горького опыта, — он резко остановился. Навстречу быстрым шагом шёл, почти бежал, раскрасневшийся старик с взлохмаченной шевелюрой. Виктор вздрогнул, инстинктивно отодвигая Яну себе за спину.
— Что вам нужно? — закричал он. — Идите, куда шли!
Старик, по-птичьи наклонив голову, взглянул на Виктора, прищурился, а после улыбнулся, радостно воскликнув:
— Витя! Это ты? Правда?
И зачем-то полез обниматься.
«Идиотизм», — только и успел подумать Виктор.
Глава 14
Если бы маленького Витю Короткина спросили, кем он хочет стать, когда вырастет (а его наверняка об этом спрашивали, хотя история об этом и умалчивает), он наверняка бы ответил, что желает исследовать глубины космоса, опускаться на дно океанов или хотя бы наблюдать за слонами в их естественной среде обитания и при этом не выходить из дома.
Охотнее всего он бы занимался наукой, не покидая комнаты, где между шкафом и стеной уместилось мягкое кресло с деревянными подлокотниками. Высокий торшер освещал уголок, где любил сидеть Витя, долгими часами листавший тома Большой советской энциклопедии.
Старшая сестра Катя напрасно пыталась вытащить его на улицу, а если ей и удавалось заставить его пойти погулять, то её ждала неминуемая расплата в виде лекции о повадках жуков, бабочек и прочей живности.
Родители всячески поддерживали его стремление служить науке, пусть даже Витя ещё не понял, какой именно. На Катю шикали, велели оставить брата в покое. Девочка не понимала, чем сидение в пыльном углу лучше игр на свежем воздухе, но великой судьбой брата всё же прониклась, особенно когда учителя все как один заявили, что Витя будущий гений.
На саму Катю больших надежд не возлагали. В учении не препятствовали, но и за тройки не ругали. Родители считали, что ей как женщине вовсе не обязательно добиваться высот общественной жизни, достаточно стать хорошей женой и матерью. Средней школы для неё вполне достаточно. Ну, а если ей всё же захочется учиться дальше, что ж, пусть учится. Ничего зазорного в этом нет.
Вите было двенадцать, когда отец решил разобраться в подвале. В разделённом на клетки помещении хозяйственные соседи хранили овощи и домашние заготовки. Короткин-старший отнёс сюда вещи своего отца, подаренные коллегами безделушки в виде фарфоровых статуэток и фигурок животных, старые тетради и книги. Последние отец и хотел передать сыну.
Книги привели Витю в восторг. Тяжёлые толстые тома про животный мир планеты, атлас звёздного неба, физика небесных тел. Но самыми удивительными оказались произведения, написанные незнакомыми буквами. Точнее буквы были знакомы по урокам английского, но складывались они не в те слова.
— Немецкий, — объяснил отец и как мог прочитал пару строк. Витя пропал, решив непременно выучить этот язык. Дело было не столько в звучании, сколько в толщине томов, изящном шрифте (в некоторых книгах готическом) и бежевой бумаге с запахом старины.
Если бы кто-нибудь додумался предложить мальчику точно такие же книги на английском, он бы полюбил английский, на котором обычно скучал до зубовного скрежета и не пытался узнать больше, чем предполагала школьная программа.
В своём любимом уголке он погрузился в чтение неведомого пока языка, но прежде проштудировал грамматику и приобрёл на карманные деньги толстенный словарь. Читалось медленно, но верно. В перерывах Витя выполнял упражнения из сборника, вызывая восхищение родителей и приводя в изумление сестру: неужели однообразные занятия лучше игр, кино и телевизора? Через два года отца не стало, а три месяца спустя скончалась и мама.
— Ничего не бойся! — сказала тогда сестра. — Я обо всём позабочусь. Ты главное учись и ни о чём не думай.
Кате было семнадцать. Она заканчивала школу, собираясь поступать в институт, но смерть родителей перечеркнула все её планы. Позднее Виктор интересовался у сестры, как так вышло, что она не стала учиться дальше, ведь существовало заочное отделение, ПТУ и техникумы. Зачем ей непременно нужно было идти на завод? Катерина улыбалась и отвечала, что не потянула бы работу и учёбу, что в конечном итоге что-то одно пострадало бы, что умственных способностей у неё недостаточно и что в конце-концов образование для женщины далеко не главное.