Тоска эта впрочем быстро превратилась в лёгкую грусть. Владимир Николаевич всё вспоминал лицо Али, круглое в рыжих веснушках, толстые угольно-чёрные косы, уложенные на голове, щель между передними зубами. Где она теперь? Жива ли? Не у кого спросить. Залесский никогда не забывал людей. Даже тех, кто едва прошёл по кромке его жизни, он помнил в мельчайших деталях. Потому и узнал сразу в высоком хмуром мужчине застенчивого паренька Витю Короткина. А узнав, сразу обрадовался как старому другу и зазвал в гости пить чай.
Виктор недовольно отстранил от себя старика:
— Неудобно, — сказал он. — К тому же, дела у меня.
— Ну, какие дела! — воскликнула Яна. — Пойдёмте к нам! У нас чай вкусный, папа купил. Ну, пожалуйста!
Виктор растаял.
— Хорошо, — ответил он. — Дела подождут.
И сразу же пожалел о сказанном. Подумалось, что в квартире его встретит Анна Николаевна, наверняка обрадуется, побежит обниматься. Прижмёт к объёмной груди так, что не продохнёшь. Она и раньше была не худенькой. Удивительно, что Яна её дочь. Совсем не похожа.
— Как Анна Николаевна? — решился спросить Виктор у самого входа в квартиру.
— Аня умерла, — тихо ответил Владимир Николаевич. — Давно.
— Я её совсем не помню, — с горечью добавила Яна.
Внутри мужской голос бормотал неразборчивые фразы. Оказалось, радио. Допотопный аппарат с тремя кнопками, которого Виктор в глаза не видел, только слышал о том, что такие существуют.
«Как убого!» — подумал он. — «Обоям, наверное, лет тридцать — все цветочки выцвели».
Владимир Николаевич вручил ему тапочки, повёл в кухню. Покрытый извёсткой потолок, мебель из советского гарнитура, который был когда-то практически у каждого. Владимир Николаевич прикрутил звук радиоточки, но из динамика всё равно пробивался шипящий шёпот.
— Сломался, — пояснил он. — Теперь таких не выпускают.
«И таких как вы не выпускают», — подумал Виктор, а вслух спросил:
— Вы же раньше за линией жили?
— Помнишь? Да, повезло тогда. Расселили.
— Никакого везения, — пояснил Виктор. — Мэра переизбирали. Он и рад стараться, чтобы на следующий срок пойти.
Он помнил так хорошо, потому что именно тогда Катерина выбила в администрации новую детскую площадку во дворе. Виктор не знал, зачем она это делает: детей в их семье не было, а ради чужих стараться... этого он понять не мог.
Потом пили чай с диковинными фруктами, и отец с дочерью наперебой требовали от гостя угадать, с какими именно. Виктор опознал апельсин, и его радостно просветили насчёт остальных ингредиентов.
— Витя был таким тихим мальчиком, скромным, — пустился в воспоминания Владимир Николаевич. — А одевался и тогда чудно. Всё время платки шейные разноцветные, красные брюки, ботинки такие страшные с толстой подошвой.
— Правда? — заинтересовалась Яна. — Так и не скажешь, что скромный.
«Почему он не спросит в каких я отношениях с его дочерью? — думал Виктор. — Ему всё равно?»
После Владимир Николаевич повёл его в большую комнату, зал, как он сам её назвал. Длинная стенка вдоль стены, снова из советских времён, на противоположной стене фотографии. И две маленькие рамочки десять на десять с кривыми карандашными рисунками.
— Яна рисовала, — Владимир Николаевич нежно погладил рамки. — Здесь яблоко, там — груша.
— В детском саду?
— Нет, потом, после аварии.
— Я хотела доказать, что нет ничего невозможного, — Яна зашла в комнату, грустно улыбнулась. — Пыталась рисовать. Вышло, по всей видимости, не очень, но папе очень дороги эти мои попытки. Проще заняться скульптурой, но мне это неинтересно.
Виктор вспомнил кривых слоников, которых притащила ему Катерина. Больше безделушек в его квартире не было. А здесь — фотографии, рисунки, фарфоровые статуэтки за стеклом, даже вязаная салфеточка, хорошо хоть не на телевизоре. Старомодно, уныло и так мило.
Владимир Николаевич перехватил его взгляд:
— Аня вязала.
Виктор молчал, не зная, что ответить. Обычно он за словом в карман не лез, но сейчас не мог выдавить из себя ни звука.
— Пора, — выдавил он наконец из себя. — Дела.
Быстро обулся и выбежал в подъезд, как будто ему действительно было некогда.
Глава 16
Отец всегда говорил Юле, что правда важнее всего. Можно быть злым и жестоким, но не скрывать этого. Тогда тот, кто рядом, сам решит, оставаться или уходить. Хуже затаённая злость, которую не всегда разгадаешь. Если не знаешь, что говорить, говори правду, не ошибёшься.
Юля было двенадцать, когда не стало мамы. Отец сказал:
— Сердце. Она совсем не мучилась. Даже не поняла, что умирает. Просто заснула и не проснулась.
Почти десять лет спустя Юля узнала, что маму убили. Отец как мог ограждал дочь от жестоких подробностей, потому и увёз в другой город, подальше от сплетен. Убийцу так и не нашли. Юля разуверились в правосудии и узнала, что существует ложь во спасение.
Вчера на улице к ней подошла соседка снизу Виктория и сообщила:
— Твой-то всё с какой-то девчонкой прогуливается. Иду, а они навстречу под ручку. Молодая девчонка-то. Ты смотри.
— С ума люди посходили, — за ужином полушутя сказала Юля. — Говорят, ты мне замену нашёл, помоложе. Что за девушка?
Муж пристально посмотрел на неё:
— Не хочу об этом говорить. Спроси у Катерины!
Снова эти две неизменные фразы! Справедливости ради стоит сказать, что Виктор никогда не врал. Он просто отмалчивался, а когда от него пытались добиться ответа, начинал злиться.
Юля не понимала, зачем ей узнавать что-то у Катерины. Дело же не в знании, а в том, что ей не доверяют настолько, чтобы поделиться наболевшим. Взять хотя бы письма. Катерина рассказала ей, кто отправитель. Муж наверняка знал об этом, делая вид, что не подозревает. В конечном итоге все знали всё, но упорно молчали, играя в игру, которую Юля терпеть не могла.
Когда она узнала правду, то сразу захотела собрать вещи и уйти. Куда угодно лишь бы подальше от человека, за которого её угораздило выйти замуж. Но поразмыслив, она поняла, что не чувствует к нему ненависти. Было очевидно, что он сам страдает от сложившейся ситуации. Но почему он ничего не предпринимает? Почему не разорвёт мучительную связь? Юля не понимала.
— Это дочь моего знакомого, — сказал наконец Виктор. — Работает с Катериной. Мы иногда пересекаемся, вместе идём домой. Всё.
Сказал резко, словно поставил жирную точку, и сам же потом не спал полночи, ворочался, думая, что обидел. Но прощения не просил, потому что не умел этого делать. Утром Юля сказала, что безумно устала, что над ними словно висит тяжёлая плита, которая вот-вот рухнет на голову. Виктор метафоры не понял, а Юля и объяснять не стала. Не хватало ещё с утра испортить себе на весь день настроение.
Впрочем, у Виктора и без лишних споров день не удался. В корпусе института противно пахло какой-то химией.