— Ерунда, — Яна попыталась улыбнуться. — Юрка наговорил непонятно что, а мама у него чувствительная, как он говорит. Здорово вы её отшили? Грозно так! Я сама испугалась.
— Обращайтесь! В любое время! — отшутился Виктор, но на душе у него было неспокойно. Грозно, говорит? Снова всплыли в голове слова о том, что больше всего в других нас раздражают собственные недостатки.
Ещё вспомнилась Маша. Как она стояла, опустив руки, в своём платье цвета пыльного мешка. Жидкие волосы стянуты в небрежный хвост, а в глазах то ли бесконечная жалость, то ли непонимание, но точно не осуждение. Виктор только сейчас понял, что Маша, которую он никогда не любил из-за её мрачного взгляда, не была способна на осуждение.
Она стояла растерянная и поникшая на лестничной клетке, потому что он не мог найти в себе сил, чтобы просто зайти в квартиру. Потому что если бы он зашёл, то дал бы себе слабину, и жизнь его покатилась бы под откос. Правда? Он и в самом деле так думал?
— Витя, — говорила она почти неслышно. — Пожалуйста...
— Мне не нужен хомут на шею! — кричал он. — У меня вся жизнь впереди! Я жить хочу, а не тащить на себе эту ношу!
— Витя, пожалуйста, — умоляла Маша. — Хотя бы на время. Не навсегда.
Он не удостоил её ответом. Просто развернулся и побежал. Он бежал по ступенькам прочь из этого дома, из этого города. Сердце билось в груди как сумасшедшее. И лишь у выхода из подъезда он осознал, что они ничего не смогут доказать, что юридически всё ничтожно, что никаких документов нет, а значит он легко может отговориться. К тому же, мелькнула в голове гадкая мыслишка, Маше сейчас не до судебных разборок. Да и кто она такая?
Сердце успокоилось. Виктор поправил куртку, пригладил волосы и вышел на улицу человеком, у которого впереди долгая и счастливая жизнь. Он улыбнулся заходящей в подъезд старушке, придержал ей дверь и отправился на вокзал, чтобы навсегда уехать из ненавистного города и никогда в него не возвращаться.
Пять лет спустя пришло первое письмо, и всё рухнуло.
Часть вторая
29 лет назад
Глава 23
Нужно было отказаться. Вернуться домой, попытаться ужиться с бабушкой и не вспоминать никогда, что была в его жизни Лиза, с которой он до головокружения целовался на ночных улицах Твери. Виктор и под пытками не признался бы в том, что она стала его первой девушкой. Девственник в двадцать один год. Разве в этом признаешься? Лиза наверняка всё поняла, просто промолчала. Догадывались и однокурсники, беззлобно шутившие про то, что из всех женщин мира его интересует лишь немецкая грамматика.
Тот день запомнился Виктору ярким солнечным светом, заливающим всё вокруг и так сильно диссонирующим с его мрачным настроением. Мало того, что потратил почти все деньги на выпивку для половины общежития, так ещё и маячило впереди, буквально через пару месяцев получение диплома и возвращение домой.
Он отчётливо помнил духоту аудитории. Сашка Кочергин изнывал от скуки, высунувшись почти наполовину из открытого окна. Он тянул руки на улицу, пытаясь отыскать хоть каплю свежести, но в ответ получал лишь жалящие лучи солнца.
— Надо было в парк пойти, — плаксиво протянул он. — Вениаминыч заболел, три часа свободы, а мы тухнем здесь. — Другие точно в парке.
— Алкаш, — не отрываясь от учебника, произнёс Витя. — Лишь бы нажраться.
— Если хочешь — иди! — добавила сидевшая рядом Лиза. — Никто не держит.
— Потом ещё одна пара, у Лизаветы. Попадёшься — отчислят, — предупредила Маша.
В аудитории остались из-за Вити. Когда оказалось, что в расписании появилось «окно», он категорически отказался куда-то идти и занялся именно тем, чем должен был заниматься на лекции. Лиза не могла оставить его одного, а Маша старалась не отходить далеко от Лизы. Сашка остался по непонятной даже для него самого причине и теперь сходил с ума от безделья.
— Не отчислят, — уверенно сказал он. — Лизку же за окно не отчислили. Кто ж за два месяца до конца отчисляет? Кстати, здорово ты тогда всех напугала. Я сам чуть в штаны не наложил. Ты что правда бы прыгнула? Не страшно?
— Смешной ты, Кочергин, — засмеялась Лиза. — Главное не в том, чтобы иметь смелость прыгнуть, а в том, чтобы уметь убедить других, что ты сможешь это сделать.
— Ну, так неинтересно. Тем более из-за какой-то ерунды.
— Это не ерунда, — сказала Лиза.
— Дежурство по столовой, — пробормотал Витя. — Конечно ерунда.
Лиза нахмурилась.
— Это не ерунда, — повторила она. — Вы думаете, мне сложно со столов убрать или крошки смахнуть? Просто с такой якобы ерунды всё и начинается. Стоит только поддаться, уступить в мелочах, как постепенно тебя подпишут на что-то большее, а потом — раз и ты в клетке, ни на что не имеющий права.
— Не подписали бы, — возразил Сашка. — Мы скоро выпускаемся.
— Не в этом дело. Дело в принципе.
— Ну, да. И надо на окно лезть. Не хватало ещё разбиться из-за принципа.
Сашка поёжился, выглянул в окно — высота немаленькая. Жуть да и только! Внизу с коробкой подмышкой шагал Мишка Косолапов.
— Медведь вернулся! — радостно заорал Кочергин и принялся махать тому рукой. — Вот он только притащился из своей деревни и ничего ему не будет, что три дня не было. И чего он домой таскается каждую неделю?
— У него там девушка, — объяснила Маша.
— Боится, что уведут, — мрачно добавил Витя.
Маша обиделась. Вечно он чушь городит. Она истово верила в любовь. Когда разлука невыносима и расставание хоть на миг становится ужасным мучением. Испытать подобное ей ещё не удалось, но она твёрдо верила, что такое возможно и когда-нибудь и она окажется под властью этого чувства. Когда-нибудь, обязательно. Нужно только ждать и верить.
Медведь с шумом ввалился в аудиторию, задев по пути дверной косяк, стул и ближайший стол. Он был ужасно неуклюжим. Пот валил с него градом.
— Сдохнуть можно! — Мишка рухнул на стул рядом с Витей, а на стол водрузил большую картонную коробку. — Подарки вам привёз. Точнее Корке.
Витя поморщился. Он терпеть не мог подобных прозвищ.
— Ботинки, югославские, — продолжал Медведь. — Папаша привёз из командировки. Не разу не надевал, потому что стыдно.
— Нет такой страны, Югославия, — заметила Маша.
— Сейчас нет, а раньше была. Это он когда ездил-то!
— Так не пойдёт! — возмутилась Лиза, заглянув в коробку. — Я только его отучила всякую фигню носить, а тут ты со своей обувкой. Они же красные! Кто вообще носит красные ботинки? У тебя отец что, дальтоник?
— Так это когда было, — начал оправдываться Медведь. — Дефицит. Что было, то и схватил. А не нравится — выбросьте! Куда их теперь.
Вите ботинки сразу понравились. И цвет понравился, и круглый мысок, и толстая подошва. Они были прекрасны в своём уродстве.
— Я возьму, — сказал он, придвигая к себе коробку. — Спасибо, Миша.
— Ты конечно можешь их взять, — предупредила его Лиза. — Но наденешь только через мой труп. Ясно?
— Чего уж тут неясного, — вздохнул Витя.