— Я думаю, тот мальчик, Лёша, был прав, — задумчиво произнесла она. — Каждый понимает поэзию по своему. Знаете, что я думаю по поводу того стихотворения?
Виктор не знал да ему на самом деле было плевать.
— Я думаю, — продолжила Изабелла, что строки эти очень символичны. Только послушайте: «Сквозь истины и ложь, сквозь боль и мрак и сквозь ветра потерь...» Это же всё про нашу жизнь. Живём, а вокруг истина и ложь, боль и мрак и конечно же ветер потерь...
В этот момент он и понял, что нужно отступить, потому что Изабелла из тех женщин, с которыми или серьёзно, или никак. Обременять себя долгими отношениями он не решался. Да и как можно решить за столь короткий промежуток времени? Вдруг не подойдут друг другу, сломаются под грузом бытовых проблем? Что тогда? Уходить? С другими проще, а эта одухотворённая, склонная к философии и рефлексии. Побежит тогда с изменившемся лицом к пруду, бросится в воду, или таблетки... мало ли способов. А он в который раз окажется виноватым. Словно его счастье уже ничего не стоит. Плавали, знаем! Второй раз на те же грабли наступать не хотелось.
Сегодня неочевидная логическая цепочка, начавшаяся с тех самых строк и протянувшаяся через Изабеллу в далёкое прошлое к его первой почти жене Лизе, пробудила тревожное волнение и горечь во рту. А может дело вовсе не в этом, а в том, что уже две недели не приходят те самые письма. Он не хотел видеть их в своём почтовом ящике, но теперь, когда они исчезли, Виктор почувствовал необъяснимую тревогу. Почему их нет? Что-то случилось? Но разве ему есть до этого дело?
— Параграф тридцать семь, — произнёс он громко. — Прочитать и законспектировать! Свободны!
Доронин робко заметил, что до конца пары ещё двадцать минут, чем окончательно вывел из себя преподавателя.
— Вам заняться больше нечем? — закричал Виктор. — Идите отсюда! Вон! Все вон!
Студенты поспешно вскочили. Через минуту их как ветром сдуло. Виктор бросил взгляд на висящий на стене плакат. Ему казалось, что розовощёкий Гёте смеётся именно над ним.
Глава 5
— Есть ещё зелёный чай с маракуйей, — радостно предложила девушка за прилавком. — Вы знаете, что это такое? Ели?
— Знаю, — ответил Владимир Николаевич, — есть, не ел. Но маракуйя слишком просто. Она сразу отгадает.
— Отгадает? — удивилась девушка.
— Моя дочь. Мы очень любим чай. У нас полный шкаф всякого разного. Мы часто играем в одну игру: она тайком заваривает чай, а потом я с закрытыми глазами должен угадать, что у меня в чашке.
— Как здорово! — девушка даже в ладоши захлопала. — А потом она глаза закрывает, да?
— Потом она, — соврал Владимир Николаевич.
Девушка скрылась в подсобке.
— У меня где-то был с личи чай. Личи она ни за что не определит! — закричала она оттуда.
Владимир Николаевич улыбнулся. Он любил ходить по магазинам, особенно по небольшим, где за прилавком всегда стояла милая женщина. Для него все женщины были милыми, даже те, кто хмурился недовольно и хамил в ответ на самый обычный вопрос.
Купив чай, Владимир Николаевич отправился в хлебный, к Полине. Пристроился в конец длинной очереди.
— Эй, Полина Юрьевна, ухажёр твой явился! — засмеялась продавщица из отдела тортов и пирожных.
Полина принимала хлеб, но всё же остановилась на минуту, взглянула в конец очереди и вздохнула. Владимиру Николаевичу показалось, что горестно. Полининым поклонником его посчитали по ошибке. Он просто не мог выносить, когда другим грустно и плохо, а Полина всегда выглядела такой несчастной, что Владимир Николаевич не выдерживал, улыбался ей и делал нехитрый комплимент.
Вот и сегодня, когда подошла его очередь, он сказал, что Полине очень идёт её новая причёска, а заколка в волосах просто восхитительна. Женщина засмущалась, замахала руками, но настроение у неё явно повысилось.
— Вот и славно, — произнёс Владимир Николаевич, выходя на улицу. — Славно и замечательно.
Кленовый лист спланировал ему под ноги. Старик наклонился, чтобы его поднять (красота-то какая!) и тут же замер, услышав обрывки разговора: «Саше всего тридцать исполнилось... здоров был... умер... мгновенно...»
Хрупкость человеческой жизни поразила Владимира Николаевича. Конечно он всегда знал, что человек смертен, но не всегда задумывался о том, что смертен он иногда внезапно. И это самое плохое, как утверждал булгаковский Воланд. И снова заныло сердце, вспомнился Коля, покойная мама, дом в деревне. Зачем снятся они?
— Вам нехорошо?
Сначала он почувствовал запах духов, лёгкий и ненавязчивый. Потом увидел тонкую руку, разогнулся и обомлел. Перед ним стоял ангел в белых одеждах.
— Я умер? — спросил он.
— Зачем? — совершенно нелогично спросил ангел и превратился в обычную женщину.
— Что зачем?
— Зачем вам умирать?
— Не знаю.
— Раз не знаете, то и не стоит, верно?
— Верно, — согласился он не в силах оторвать взгляд от её лица.
Незнакомку звали Ольгой. Сначала из-за стройной фигуры он принял её за молодую девушку, но позднее вгляделся в покрытое морщинами лицо и понял, что Ольга его ровесница.
— Провожу вас до дома? Можете идти?
Владимир Николаевич мог. Сердце отпустило, а в теле появилась небывалая лёгкость, но он всё же закряхтел, схватился за стоящий рядом забор и ответил, что было бы очень хорошо, если бы Ольга его проводила. Внутри подала свой голос совесть, но он немедленно от неё отмахнулся: иного способа задержать женщину он не знал.
— В нашем возрасте необходимо носить шляпу, — произнесла Ольга. — Осеннее солнце обманчиво. Это только кажется, что оно мягкое и тёплое. На самом деле, получить удар проще простого.
Владимир Николаевич согласно кивал, оглушённый красотой женщины. За всю свою жизнь он лишь раз терял голову и только из-за покойной жены.
— Я ведь сюда умирать приехала, — продолжала Ольга. — Ой, да не смотрите на меня волком! Я уже немолода, вся жизнь промчалась в гастролях, разные города, страны. Я балерина, в своё время очень даже известная. Но к старости хочется тишины, покоя и чтобы утром проснуться, а в окне солнце и куст сирени. В этом городе у меня жила подруга. Думаете, у балетных не может быть дружбы? Ошибаетесь. Мы учились вместе в училище, общались время от времени, но пересекались редко. Может, оттого и дружили. Думали о том, как станем вместе доживать свои жизни. Вот только она заболела и переехала на юг к родственнице. Так что я совсем одна осталась.
Они дошли до дома Залесского.
«Надо бы на чай её пригласить», — подумал старик, но так и не смог подобрать слов.
— Ой, смотрите! Магазин! — воскликнула Ольга. Будто магазинов прежде не видела. — Пойдём купим тебе шляпу!
Внезапный переход на «ты» слегка смутил и одновременно обрадовал. Владимир Николаевич покорно последовал за новой знакомой.
В магазине он почувствовал себя неловко. Ольга порхала между полок, хватала самые разные головные уборы и нахлобучивала их ему на голову.
— Только посмотри, как прекрасно мы смотримся? — она, смеясь, подвела его к большому зеркалу.
Владимир Николаевич взглянул на отражение и увидел невысокого старика рядом со стройной женщиной в нелепых шапках с помпонами. Охранник косился на них недобрым взглядом. Ещё немного и пальцем у виска покрутит.
К счастью, насмеявшись вволю и надурачившись, Ольга выбрала классическую соломенную шляпу и сама же за неё заплатила.
— Нет-нет, — пресекла она возражения Владимира Николаевича. — Это мой подарок. В следующий раз купишь мне что-нибудь в ответ.
В следующий раз. На душе у него вдруг стало тепло и радостно. Значит, их встреча не последняя.