Несколько лет спустя они снова встретились на одном заводе, в одном цеху, и Травкин продолжил негодовать. Он завидовал всему: пенсии, квартире, годовой премии и зарплате. Новому велосипеду Залесского и то завидовал. Ему всё казалось несправедливым и неправильным. Владимир Николаевич уже и внимания на него перестал обращать: жужжит себе над ухом как надоедливая муха да и пусть жужжит. Вреда от него никакого, впрочем как и пользы.
Сегодня за чаем Владимир Николаевич думал о том, что сделанное им может оказаться ошибкой. Нет, он нисколько не жалел о том, что у него есть дочь. Просто мучил один вопрос: что если бы её удочерил кто-то другой? Умнее, моложе, богаче. Маленьких детей охотно берут в семью. Возможно даже иностранцы приглядели бы себе девочку. В любом случае Яна не оказалась бы на той остановке в то время, и прожила бы более счастливую жизнь, чем та, которая есть у неё сейчас.
Нужно было решиться рассказать правду, но больше всего на свете Владимир Николаевич боялся, что дочь его возненавидит.
— Это из-за тебя, — скажет она. — Я стала общаться с теми людьми. Мне сказали, что они мои родственники. Я и поверила. И они поверили. Поверили так сильно, что возложили на меня вину за смерть Ани, считая, что беременность ослабила её организм. А я ездила к ним, пыталась наладить отношения, потому что думала, что мы родные, а на самом деле...
Он так глубоко погрузился в размышления, что не сразу услышал обращённые к нему слова дочери.
— Что? — переспросил он.
— Я спрашиваю, что в чае? Какие фрукты?
— Чай? — он задумался. — Я не помню... правда... может быть, на этикетке...
Он хотел было встать, но дочь его успокоила:
— Ничего страшного. Это неважно.
«Это неважно, — повторил он про себя. — Совсем неважно».
Глава 8
В подъезде отвратительно пахло варёным луком. Виктор не переносил лук ни в каком виде. Макарычев постоянно ест лук. Каждый божий день. Ходит потом, дышит на окружающих, и ему никто ничего не говорит. Потому что Макарычев завкафедрой, но скорее всего из-за того, что ему уже девяносто три. Короткин почти в два раза младше и ему постоянно делают замечания.
— Что за гадость вы курите? — твердит ректор, каждый раз сталкиваясь с ним в коридоре. — От вас за версту несёт табачищем.
— Я не настолько богат, чтобы курить дорогие сигареты, — отвечает Виктор. — Зарплата не позволяет.
— Нормальная у вас зарплата, — заявляет ректор и быстро уходит. Разговоры о доходах подчинённых вызывают у него почти физическую боль. Стоит только поддержать тему, и кто-нибудь непременно вспомнит, сколько этажей в его коттедже и какая машина каждое утро подвозит ректора к воротам института. Незачем тревожить себя и других мыслями о социальном неравенстве.
Лиза тоже любила лук. Ела его как яблоки. Откусывала кусок прямо от луковицы. А в глазах ни слезинки. Находиться рядом было неприятно.
— Это неуважение! — возмущался Виктор. — Бабские причуды!
— Но я же не виновата, что мне хочется, — возражала она.
А кто виноват? Опять он?
Виктор задержал дыхание, приготовившись быстро взбежать на третий этаж, но у почтовых ящиков всё же затормозил, бросил взгляд на свой. Сердце на секунду замерло, а после застучало быстрее. Из щели под дверцей торчал белый уголок конверта.
Он ведь не ждал этого письма? Не ждал. Зачем тогда сказал Юле, чтобы она не прикасалась к этим письмам? Нужно было попросить уничтожать их, не читая. Просто брать и уничтожать. Без его ведома. Она бы жгла их потихоньку, а он и не знал, что они всё ещё приходят.
Виктор потянулся к дверце ящика. Может, оставить его открытым? Тогда письма станут пропадать. Вылетят наружу, а потом их сметёт в мусор уборщица. Нет, эта не сметёт. Положит на место или, что ещё хуже, позвонит в дверь и вернёт прямо в руки.
Виктор достал письмо и не глядя смял в кулаке, решив кинуть его в плетёную корзинку в углу, в которую жильцы выбрасывали назойливые рекламные проспекты и прочую мелочь. Но в последний момент рука дрогнула и отправила бумажный комок в карман куртки.
«Уничтожить», — подумал он. Чтобы никто не узнал, не увидел, не понял, не прочитал, не дай бог. Войти в квартиру, изорвать на мелкие кусочки и в мусорное ведро. Да, так он и сделает!
В прихожей он наткнулся на Юлю. Жена в невообразимой позе закрутилась на полу.
— Йога! — весело пояснила она. — Захотелось попробовать. И знаешь, что-то не очень. Наша старая добрая физкультура куда лучше. Помоги подняться!
— Опять что-то выдумываешь, — проворчал Виктор, помогая жене принять вертикальное положение.
— А ты опять ворчишь!
— Молчу-молчу! — Короткин чмокнул Юлю в раскрасневшуюся щёку.
— Ты в её сторону даже дышать боишься, — заметила Катерина, когда ехала с ним в автобусе. — Слова лишнего не скажешь, а на меня всё вываливаешь. Ты ведь пришёл сегодня, чтобы разрядку получить, попсиховать. Что ж, начинай! Я всё вытерплю! Так?
— Может, мне ему в морду дать? — вместо ответа произнёс Виктор. — Мужу твоему.
— Думаешь, полегчает?
— Тебе точно. Ты же обещала, говорила: вот, девочки вырастут, выйдут замуж и уйду от него. Чего не ушла? Нравится? Не можешь без штанов? Даже если они проспиртованы напрочь?
Виктор отвернулся. Его душила ярость.
— Ты бесишься, потому что сам такой, — спокойно произнесла Катерина. — Не хочешь ничего менять, плывёшь по течению. Да даже не плывёшь, а чахнешь в болоте. Девчонки мои выросли, ты прав. Но и Паша сейчас поспокойней стал. Возраст, наверное. Почти не пьёт. А если и пьёт, то не буянит. Ложится спать, вот и всё. Ты говоришь, уходить. А куда я пойду? К тебе? Да ты же первый взбесишься. Или я. Я тебя готова терпеть порционно, а каждый день не любая психика выдержит. Как тебя только жена выносит?
— А я на неё не дышу! Вот и выносит! — закончил разговор Виктор.
В самом деле, что же их связывает? Юля считает, что судьба. Впервые он столкнулся с ней в деканате, куда пришёл разбираться с расписанием. На расписание Виктору было плевать, но в тот день Михаил Фёдорович озаботился вдруг выяснением семейного положения сотрудников. Завкафедрой буквально клещами вцепился в него, непременно желая узнать, есть ли у того жена и дети. Ответ «нет» старика не удовлетворил, и он с прежней настойчивостью принялся выспрашивать причину. Виктор ни в коем случае не должен стесняться, утверждал он, и если у него есть проблемы по мужской части, то он смело может признаться, ведь Михаил Фёдорович и сам когда-то... на этой фразе Виктор, стоявший у расписания, внезапно осознал, что распределение часов ему очень и очень не нравится и он должен немедленно пойти и разобраться, стукнуть кулаком в деканате иначе ещё немного и он стукнет этим самым кулаком завкафедрой, а старик не железный, развалится.
На месте секретаря сидела молоденькая девчонка: собранные в высокий хвост длинные волосы, тонкие губы и большие, просто огромные тёмно-зелёные глаза. Декан отсутствовал, и девочка, на вид ей было не больше восемнадцати, решила самостоятельно помочь этому высокому неулыбчивому мужчине. Она принялась рыться в лежавших на столе папках, рассыпала по полу бумаги, наклонилась, чтобы собрать их с пола. Поднимаясь, стукнулась головой о столешницу. В конце-концов звонко хлопнула себя по лбу и, ткнув пальцем в монитор, радостно провозгласила: