За посещение Гетоя говорило ещё то, что в нём можно было раздобыть приличные мечи. Баронские стражники орудовали копьями и паршивыми кинжалами, а забирать клинок самого барона я не стал. Разыгравшееся воображение живо подкинуло десяток гадостных предположений как Такеши мог его использовать, так что я побрезговал.
Энель владела Аскалоном, а я — нилисом, однако и тот и другой стоило показывать посторонним, только если твёрдо вознамерился их прикончить. Но и воспринимать всерьёз меня с искореженным церемониальным мечом или ашуру с тренировочной болванкой никто не будет. К тому же я подозревал, что расхаживать по солярному миру с мечом, на котором красовалось лунарное клеймо, не стоило.
Так, сверяясь с картой и окрестностями, мы двигались к Гетою. В первые дни было нелегко: Айштера отдалилась от нас, словно панцирем отгородившись недоверием. Мне и самому поначалу не доставляло особой радости заговаривать с Энель. Однако совместное странствие потихоньку растопило наметившийся лёд. Неделю спустя Айштера перестала отсиживаться по другую сторону костра на привалах. Я наконец-то смог обсудить с ней в деталях то, что произошло, и выудил из неё неуверенное признание, что барон получил по заслугам.
Энель больше не вспыхивала злобой, как тогда, услышав о прорицательнице. Я касался этой темы лишь окольными путями, чувствуя, что если спрошу напрямую, то она замкнётся в себе. Ашура столь же исподволь уводила беседы в сторону. За годы ведения бизнеса я привык разговаривать с самими разными людьми, и, хотя Энель по-прежнему оставалась нечитаемой, чутьё подсказывало мне, что я на верном пути.
Вода точит камень; скоро выдастся удобный момент для беседы по душам, и Энель раскроет, что послужило причиной вспышки. Тогда и можно будет решить, насколько разумно продолжать поддерживать контракт, полных условий которого я так и не знал… или же пора поискать способ расторгнуть его.
Но я сомневался, что поступлю так. Слишком большую выгоду приносила ашура, чтобы отвергать её. Она учила бою на мечах, натаскивала Айштеру в магии, хранила поклажу и выступала помощницей в щекотливых ситуациях, никогда не осуждая мой выбор — если он был достаточно изобретателен или забавен, на её взгляд.
Постепенно воспоминания о роковой ночи потускнели, подёрнулись пеплом былого. Я свыкся с тем, что убил разумных, навесил на них ярлык подонков, достойных смерти, и более не тревожился об этом.
Еда, казавшаяся в первые дни безвкусной, ныне радовала, как и прежде. Восторженный блеск в глазах Айштеры, которая слушала мои рассказы о Земле, выдаваемые мной за небылицы и сказки, окрылял и добавлял красноречия. Даже в общении с Энель пропала натянутость: я принял то, что ашура могла быть опасна, как, к примеру, королевская кобра, которую прилежно выкармливали, но так и не приручили до конца.
Чувство вины притушило и то, что Система отвалила за стражников целую гору опыта, не озаботившись даже для приличия никаким штрафом. Она практически открытым текстом говорила, что поощряет убийства разумных и не находит в этом никакой проблемы. Если вспомнить все мои требования к Эмилии, такие настройки были вполне логичны. Какой смысл сдерживаться, когда тебя запросто могут прикончить?
Если что и раздражало, так это смутные кошмары, содержание которых никогда не удавалось запомнить. Утро начиналось с того, что я подскакивал, разбуженный собственным воплем, и несколько долгих, томительных секунд не мог сообразить, где нахожусь, поскольку глаза застилала темнота, а в голове затухал неразборчивый, но настойчивый голос. Он становился всё крепче, и порой я уверял себя, что разбираю в его прощальном послании отдельные обрывки. Но они истаивали в первые минуты после пробуждения, как утренний туман на солнце.
Отвары, должные принести спокойный сон без сновидений, которыми меня исправно пичкала Айштера, не действовали. Это огорчало знахарку чуть ли не сильнее, чем меня.
— У этих ужасов непростая природа, — сказала фелина однажды, пока Энель не было рядом, — когда придём в Готой, посети храм. Если в тебе осталось что-то после той… того ритуала, оно сгорит, не выдержав присутствия целительной силы светлого Дня.
Я поднял брови.
— Это что же могло остаться? Энель проверила меня со всех сторон, ощупала сверху донизу, почти в мои штаны впрыгнула — и не обнаружила ничего необычного. А она-то мастер маледикции.
— Ночь способна принимать множество обличий, — серьёзно сказала Айштера, не поддержав моего шутливого тона. — Если одно её порождение не может почуять другое, это не значит, что того, другого, не существует, что оно не влияет на тебя; в тебе мог остаться крохотный осколок разбитого, изгнанного целого, зацепиться за что-то в твоей душе… Если пустить дело на самотёк, не миновать беды. Зайди в храм милосердной Тиларны, Роман. Можешь постоять у дверей, если недолюбливаешь веру Света — я слышала, люди предпочитают поклоняться младшим богам; считают, что Верховная Богиня пренебрегает ими, отказывая в дарах…