— Сумеешь добраться сама?
Оцепенелость во взгляде Хоши пропала, сменившись страхом. Я не выдержал — обнял девочку, стараясь успокоить, безмолвно дать понять, что всё будет хорошо, что я всех спасу…
Она вымученно улыбнулась. Улыбка долго не прожила: пропала, едва я отпустил Хоши. Она неловко развернулась и двинулась вдоль плетня — неуверенным, спотыкающимся шагом, пригнулась и исчезла, проскользнув меж двух кустарников.
Энель не тронула трагедия Хоши. Она проводила девочку безучастным, чуть задумчивым взглядом. Верная идеалам своей расы, ашура не принимала близко к сердцу горести так называемых смертных. Я живо представил её насмешливый голос: «Айштера — твоя игрушка, Роман. Я предупреждала, что она станет обузой».
Видение было столь ярким, что я смог прогнать его, лишь помотав головой. Прошёлся у забора, чувствуя, как внутри снова нарастает нервозность, приказывает пошевеливаться. Но, как назло, толковые мысли не приходили.
Лучшим исходом будет тот, при котором барон останется в живых — хотя бы на какое-то время, чтобы его гибель не связали с нами. И не просто переживёт эту ночь, но заткнётся и не вымолвит ни слова о нас. Этого можно добиться лишь страхом, не страхом даже — смертельным ужасом, так, чтобы от одного нашего упоминания его бросало в дрожь, чтобы он бледнел, обливался холодным потом и не мог вымолвить ни слова…
Энель с интересом наблюдала за мной. Её молчаливое внимание вывело меня из себя, и я резко сказал:
— Есть идеи? Только без крайностей, без убийства всех подряд.
Энель открыла рот, и я, догадываясь, что она предложит, раздражённо добавил:
— И нет, Айштеру мы бросать не будем. Она наш боевой товарищ, слышишь? Не игрушка, не вещица, подобранная для развлечения, от которой легко избавиться.
По лицу Энель пробежала мимолётная тень. Она демонстративно пожала плечами и хмыкнула, сверкнув янтарными глазами.
В их свете и родился план. Плохой, паршивый, слепленный на скорую руку.
Если я просчитаюсь, если неверно оценю ситуацию, не угадаю с реакцией барона…
Придётся убить его и всех, кто осмелится вмешаться.
Но лучше дырявый план, чем никакого.
Ночь была непривычно тихая, настороженно-густая и безлунная. Фелины не держали псов, чей лай мог бы выдать присутствие незваных гостей. Когда я впервые заметил это, то посчитал забавным курьёзом, непрактичным проявлением извечной вражды кошек и собак. Теперь смеяться уже не тянуло — благодаря этому мы пробирались по деревне незамеченными.
Энель шла первой. Укутанная в плащ скрытности, она двигалась легко и беззвучно, словно парила над землёй. Мне до её навыков было далеко, однако и я поднаторел в Лёгкой Поступи.
Во всём Трёхколесье свет горел лишь в трёх домах — том, что принадлежал Тецуо, и парочке по соседству. На крыльце дома старосты околачивалась парочка фелинов, по всей видимости, часовых — один толстый, второй худой как щепка. С обязанностями они справлялись из рук вон плохо: прислонили копья к стене и, косясь на входную дверь, украдкой передавали друг другу пузатый глиняный кувшин.
Нам повезло. Мы оказались с подветренной стороны, иначе даже такие горе-охранники могли учуять незваных гостей. Слух и обоняние у фелинов были развиты отлично, в отличие от зрения.
Правда, едва ли именно эти представители кошачьего рода были способны учуять хоть кого-то. Их слишком занимала сивуха.
Один из охранников приложился к кувшину, сделав несколько жадных глотков, и протяжно рыгнул. Его худой напарник, до того вырезавший какую-то закорючку на ступеньке крыльца простеньким кинжальчиком, возмущённо вскинулся. Между часовыми завязалась приглушённая, но яростная перепалка, отрывки которой долетали до нас.
Часовой с кинжалом не хотел, чтобы кто-нибудь обнаружил их в таком виде на посту. Безответственный же толстяк возражал, напирая на то, что остальные надрались точно так же, а барон нашёл, с кем поразвлечься, и до полудня его никто не увидит.
Мы с Энель переглянулись. Она знаками показала, что возьмёт на себя толстого часового. Мне достался худой с кинжалом. Я кивнул, и ашура, натянув поглубже капюшон, юркнула стремительной тенью к дому старосты. Занятые спором, стражники ничего не заметили.
Биение сердца гулко отдавалось в висках. Я укутался в плащ и склонился к земле, чтобы ему было проще перенять её окрас. Подождал десяток секунд и мягким шагом направился к дому Тецуо — с пятки на носок, с пятки на носок, неспешно и аккуратно. Когда я приблизился, в ноздри ударило знакомой кислой вонью — солдаты барона пили брагу, которую гнали местные крестьяне.