Но так я считал до того, как услышал про смерть Тецуо и увидел барона вживую. Тогда я ещё колебался, оставить ли его в живых.
Но сейчас решение пришло с неожиданной лёгкостью. Понять бы ещё, как половчее его обставить.
Такеши ван Хиги вышел из ступора, затрясся всем телом, как уродливый бурдюк, заполненный жиром. С громким стуком кочерга упала на деревянный пол, оставив на нём чёрную опалину.
Сломался барон, бесстрастно отметил я.
А в следующее мгновение Такеши рухнул ниц и хрипло вскрикнул:
— Великая… Великая госпожа! Я не… Это честь для меня! Прошу вас, я ваш покорный слуга, я ваш раб… Я счастлив служить!
Глава 2
Распластанный на полу, барон всем своим видом показывал покорность, верность и восторг от нежданной встречи. Впечатление портили ледяной ужас, застывший в его глазах, и ломкий, поскуливающий голос.
Такеши ван Хиги явно не радовался тому, что на его долю выпало пообщаться с высоким руководством. Его чувства было легко понять: даже Энель не желала видеть своих сородичей. Что уж говорить о других разумных, которых ашуры презрительно называли смертными?
То, что барон оказался сектантом Милиам, многое меняло. Я закусил губу, соображая, как бы половчее обыграть принадлежность Такеши к культистам. Но Энель опередила меня.
Она прервала причитания барона, впечатав ботинок ему в нос. На породистом лице ашуры застыло отвращение, не дрогнувшее, когда послышался отчётливый хруст. С тихим воплем Такеши потянулся было к носу — и остановился на полпути, поймав взгляд Энель. Он прогнусавил, безуспешно пряча страх за приторной угодливостью:
— Госпожа, вы вправе… Вправе, вне всяких сомнений… Но чем я заслужил, если есть причина, только назовите её, я исправлюсь, непременно заглажу вину…
Под конец он не выдержал и принялся размазывать по лицу липкую юшку. К смеси из крови и соплей прибавились слёзы, которые быстро добрались до подбородка по пухлым, студнеобразным щёкам.
— И у тебя хватает наглости спрашивать, — скучающим голосом подметила Энель.
Она подступила к нему и носком ботинка подняла его голову. Толстяка затрясло крупной дрожью, и на его висках выступили капли пота.
Я бросил встревоженный взгляд на Айшетеру — и не ошибся в предположении, когда обнаружил, что она с испуганным изумлением таращится на Энель. Доверие, которое знахарка успела накопить к ней за время совместного путешествия, стремительно таяло.
Ашура играла хорошо. Так хорошо, что впору подумать, будто и не игра это вовсе, а лишь та часть характера, которую она обычно не демонстрировала из нежелания объясняться передо мной.
Я перебрался ближе к постели и подмигнул фелине, чтобы подбодрить её, намекнуть, что мы пришли её вытащить и перед ней разыгрывается сценка для её спасения. Однако внимание Айштеры было приковано к Энель, к золотым волосам и хищно сверкавшим глазам.
Послышался новый вскрик. Барон снова упал навзничь, а Энель поставила ботинок на его ладонь; брезгливо изогнув губы, надавила, и он заскулил, царапая ногтями деревянный пол.
На мгновение я позабыл об убитом старосте. Когда я размышлял над тем, как сломить дух Такеши, то совершенно упустил из виду, что придётся заниматься чем-то подобным. Впрочем, толстяк был готов на что угодно, лишь завидев ашуру, и смысл в пытках отпал… Я отогнал глупые мысли о милосердии. Лицемерно изображать из себя святого, когда уже убивал разумных и прикидываешь, как расправиться с очередным.
— Ты вмешался в мои планы. В тщательно проработанные планы, которые находятся далеко за пределами твоего скудного ума. Я не говорю, что ты расстроил их — для такого ничтожества это немыслимо. Но ты стал досадной помехой, из-за которой я вынуждена кое-что поменять. Согласись, ты доставил мне хлопот.
— Я⁈ Я-я-я… Никогда! Великая госпожа, я верен, верен Культу, верен нашему делу, я бы не посмел… Ночь восторжествует, Богиня будет воскрешена…
— Тогда почему ты оказался на моём пути? Часть плана, который жалкие смертные вроде тебя неспособны постичь целиком, включала в себя подземелье в твоём домене и моё инкогнито в сопровождении рабов. Ты же посмел вмешаться, более того, похитил эту девку, — Энель небрежно махнула в сторону связанной Айштеры, — хотя она ещё может принести мне пользу. Решил воспользоваться ею, не спросив моего дозволения, словно ты здесь хозяин.
Особого желания отвечать барон не проявлял, видимо, лишившись дара речи. Он трясся и смотрел на Энель мутным взглядом.