Быстро потеряв терпение, Энель схватила Такеши за загривок и рванула его вверх. Барон поначалу обмяк, однако нашёл в себе силы встать на ноги, хоть и косил налитыми кровью глазами на пол.
Ему отчаянно хотелось упасть обратно и свернуться в спасительный куль, притворившись, что никакой ашуры поблизости нет. Но страх наказания пересилил проснувшиеся детские инстинкты. Так что толстяк лишь поджал уши с хвостом и заговорил, слизывая с губ кровь:
— Великая госпожа, и в мыслях не было мешать вам или вредить вашим слугам. Скажи ваша, э-э-э, девушка, что она из нас, покажи она священную метку, я тотчас освободил бы её и лично сопроводил к вам…
Он почесал ключицу, ниже которой расползся знакомый символ — крошечный схематичный глаз, обвитый змеями.
Уголок рта Энель дёрнулся, и Такеши забормотал быстрее, судорожно сглатывая набегавшую кровь и рассматривая свои колени:
— Дела в имении шли плохо, вот я и нанял прорицательницу, чтобы она подсказала, есть ли выход, и она заявила, что меня ждёт удача, что на моих землях откроется подземелье. Я был вне себя от счастья, с трудом дождался нужного положения звёзд и поехал сюда. Представьте, каково мне было, когда здешний сброд признался, что лабиринт зачистили пришлые авантюристы, а их покрывал староста. Само собой, старосту за такое запороли, а кто бы не запорол — такие деньги мимо! Девчонку я намеревался наказать иначе, и хорошо, и очень хорошо, я её и пальцем не тронул, только разогревался, но я и не подозревал… Поверьте, вашим слугам никто не осмелился бы причинить вред, никто из тех, кому жизнь дорога, а мне дорога, и наша цель дорога, я искуплю, обязательно искуплю…
Он не видел, что Энель неожиданно окаменела. Зрачки её опасно сузились, как у дикой кошки, почуявшей добычу.
— Прорицательницу?
Она произнесла слово тихо, почти нежно. Но именно эта внезапная перемена насторожила толстяка. Он догадался, что за внешней мягкостью скрывалась сталь, метившая ему в сердце. Извиниться или оправдаться барон не успел: Энель чуть склонила голову и выбросила вперёд руку, крепко схватив его за горло. Лицо Такеши побагровело, как переспелый помидор. Он беспомощно засучил ногами, слабо заскрёб пальцами по запястью оскалившейся Энель.
— Замахнулся на мою судьбу? Позволил себе думать, что хватит силёнок управлять мной? Ничтожество, кем ты себя возомнило? Жалкое смертное насекомое, думаешь, ты встало вровень с богами? — прошипела она. — Даже богам не дозволено лезть в моё будущее, а ты решил, что можешь позвать какого-то заштатного гадальщика и втянуть меня в свои грязные интрижки?
По моей спине побежали струи липкого пота. Энель больше не играла. Я ощущал это, как ощущал опасность во время боя. Ашура превратилась в угрозу; все чувства в один голос завопили, что я в опасности, что опасность стоит в нескольких шагах — обманчиво хрупкая девушка, что душила мужчину шире её раз в пять.
На постели завозилась Айштера, отползая к изголовью в бессмысленной попытке вжаться в дерево и стать незаметной.
В висках тяжело бухала кровь, сердце заходилось как бешеное. Волны ярости, исходившие от ашуры, пробудили первобытный страх. Подобное, должно быть, чувствовал пещерный человек, застигнутый врасплох саблезубым тигром. Внутренний голос истошно вопил: «Бей, бей и беги, пока не поздно, один взмах, рассечь её от грудины до пояса, и будь что будет!». Инстинктивноя сжал нилис, почти отдав команду клинку, но успокаивающая прохлада кольца прогнала наваждение. Я стёр со лба выступившую испарину.
Ударить в спину?
Нахлынули воспоминания о времени, проведённом вместе с Энель. Сумею ли я хладнокровно перечеркнуть их, не попытавшись докопаться до сути?
Я подступил к Энель, с жестокой радостью наблюдавшей за трепыханиями Такеши. Осторожно потянулся к ней. Пальцы несмело коснулись плеча девушки.
— Энель.
Никакой реакции.
— Энель, — чуть сильнее, чуть резче. С тем же успехом.
— Энель! — прикрикнул я, на миг сжав пальцы.
От идеи как следует встряхнуть ашуру я отказался: внутренности и без того крутило от волнения, не хватало ещё, чтобы вырвало на неё. К тому же я боялся; мало ли какие мысли носятся сейчас в разуме ашуры. Она может даже не сознавать, где находится.
Энель вздрогнула, словно очнулась от глубокого сна. Моргнула, мазнув по мне взглядом, в котором тлела злость, как угли в догорающем костре. На миг почудилось, что она отбросит Такеши и примется за меня. Но, к счастью, ашура обуздала гнев и ослабила хватку. Толстяк свалился к её ногам, хрипло всасывая воздух. Закашлялся, окропив кровью половицы.