Баюн тряхнул головой и вернул на лицо паскудную ухмылку. Да, что я привязалась к его улыбке? Почему за каждым изгибом его губ мне чудиться издевка? Почему я каждую минуту жду подвоха? Может потому что все это там было?
- Так куда идем? - он снова повернулся к монолитному каменному забору, - Будем брать цитадель штурмом?
- А получится? - вопрос вырвался раньше, чем я его успела его осознать.
Штурм это всегда кровь и смерть Это плохо, я помнила, но уже не могла понять почему. Я продолжала говорить прописные истины, что нельзя насиловать женщин, нельзя обижать стариков... Но я не чувствовала ничего за этими словами. За ними не стояла уверенность в собственной правоте.
- Вдвоем? - Лённик смерил меня взглядом и положил руки на крышу машины, - Не знаю. Люди не так слабы, как кажутся. Тем более здесь. Охраняемый объект, огнестрельное оружие, и даже самые ленивые умеют с ним обращаться. Замкнутые пространства, потеря скорости, отсутствие возможности для маневра, даже для того чтобы сломать решетку нужно время, ничтожно мало по человеческим меркам, но пули тоже летят быстро. Одна, две, три не причинят особого вреда, а два десятка? Три? Я не киборг, чтобы бесконечно глотать железо, - он развел руками.
- А твоя сила?
- Если только физическая, - хохотнул он, - Мне нужен первичный контакт взгляд, я не смогу уболтать сразу всех.
В это я сразу поверила. Нечисти всегда что-то нужно. Джину - прикосновение, мороку - дыхание, баюну - взгляд, бесу - согласие, падальщику - запах. Голос сказочника обладает силой, но она и в равнение не идет с той, что давит на человека из его глаз.
- Хотя я бы попытался, но не с тобой .Будь со мной ведьмак, мы прошли бы сквозь эти стены насквозь за пол часа, с охотником - ветром за десять минут. Черт, да будь у меня просто амулет невидимости, я бы покопался в канцелярии, а ты бы послушала музыку, но мы пришли сюда пустые, - он покачал головой, - и неподготовленные. Мы даже не знаем, там ли сын твоей юродивой. Он мог выйти, сбежать, умереть, его могли похитить инопланетяне.
Я закусила губу и отвернулась. Ленник был тысячу раз прав. Оставалось только развернуться и уехать назад. Но именно этого я и не хотела делать. И смотрящий на меня поверх машины мужчина, конечно, это понял.
- Ты бывала в тюрьмах, или вот таких вот колониях? - спросил он.
- Нет.
- Жаль, я бы тебя сводил...
- Говоришь так, словно речь идет о ресторане, - я запахнула курточку, скорее по привычке, холод меня не беспокоил.
- Это лучше ресторана, - он снова посмотрел на забор, - Когда заходишь, первое что чувствуешь это взгляды, они будут с тобой везде в каждом закутке, коридоре, тупике. Взгляды охраны, взгляды заключенных, даже мышей, что шмыгают вдоль плинтусов. Они липнут к коже, как мокрая одежда Они состоят из настороженности и ожидания. Вечного, злого, изломанного, его так легко пить, так легко провоцировать. Они так близки к срыву, как поставленные близко костяшки домино, толкнешь одного и упадут все. Они ждут и жаждут. Жаждут свободы, справедливости, мести, секса, наркотиков и даже боли, - его голос стал мечтательным и обволакивающим, он рассказывал сказку, а я почти видела нарисованную картинку, почти пробовала ее на вкус. Наконец-то ощущения. Сладость чужого воспоминания, чужого...
Я дернулась, обрывая хрустящую нить контакта, которую он снова протянул ко мне.
- Уговорил, - ответила я, - Проведу там медовый месяц.
- Седому больше понравиться блок смертников, - он выразительно посмотрел на кольцо на моем пальце.
Я коснулась золотого ободка, и как обычно оно отказалось слезать, только прокрутилось вокруг. Но ничего дайте только время...
- Мы не можем стоять тут вечно, - сказал он, - Но если тебе хочется...
Он не договорил, потому что я, уже готовая смириться, готовая махнуть рукой и поехать домой, вдруг замерла, глядя ему через плечо. На здание чуть более высокое чем остальные, выделявшееся маленьким куполом, с более чем скромным крестом на верхушке. Ни золота, ни серебра, никакой показухи, может, поэтому я не сразу его заметила, а может, не хотела замечать. Часовня или маленькая церковь, стоящая чуть в стороне от основных корпусов и построек, и частично скрытае деревьями, в это время года голыми и черными.
Сказочник резко развернулся и, прищурившись, пробормотал:
- Не было печали. Там больница и кладбище.
- Спорим к нему можно пройти.
- Конечно, путь к богу должен быть свободен, иначе паства не может платить.
- Эта паства не платит, ей нечем, - я оттолкнулась от машины и пошла вперед по тропинке вдоль глухой высокой стены.
- Распространенное заблуждение, у заключенных есть деньги, если не у них самих, то у их родственников. Да и плата бывает разной, - его голос нагнал меня спустя секунду, - Хочешь правду? Наведаться туда плохая идея. Твоего Валентина там точно нет.
- Знаю, но думаю, хоть раз он там появлялся.
- Хоть раз там все появлялись. Он ведь сел за изнасилование? С такой статьей ему прямая дорога в... в петлю. Изломанный не раз человечек. Уже слюнки текут. - он хихикнул, - Но идешь ты в любом случае зря. Нам нет хода на освещенную землю. Ты там ничего не найдешь, ни Валентина, ни себя. Наш мир теперь по другую сторону.
Я дернула плечом, но не остановилась.
Мне доводилось бывать в часовнях, в той части моей жизни, которую я называла "после". После того, как я узнала, что мир совсем не такой, каким кажется. до того, как я стала частью этого извращенного мира.
На берегу Которосли установили часовню Казанской Богоматери. Мне она всегда напомнила ракету, хотя более романтичные сравнивали эту постройку с убранством невесты. Наверное, именно поэтому каждая сочетавшаяся браком пара считала своим долгом бросить монеты под потолок и послушать как они ударяются о колокол.
Другую часовню, красную и приземистую, облюбовали бомжи и порошайки. Часовня Александра Невского была более монументальна, приземиста и основательна. Она была мужской, если бы с меня спросили о поле постройки. Красный кирпич, израсцы, цветные купола, она была красива как хохломская игрушка и рядом с ней любили фотографироваться туристы, даже несмотря на протягивающих руки нищих.
Часовня у второй колонии не походила ни на ту, ни на другую. Во-первых, она была деревянной, и напоминала хоз постройку нежели храм, а во-вторых, она была еще недостроена, недокрашена и вообще вся какая-то "недо".
В ноздри ударил запах опилок и смолы.
- Предлагаю сделку, - заговорил Лённик, - Ты не ходишь туда, а я называю тебе имена. Заметь не одно, а все. Всех кто избежал допроса.
Я шла впереди него, не оборачиваясь и не отвечая. Шла и улыбалась, потому что он уже проиграл. Он сразу предложил слишком невыгодную для себя сделку.
- Я и так знаю, - я уже видела внутренний двор, сухое дерево прямо посередине, которое давно пора спилить, светлые строительные доски, накрытые брезентом, несколько рабочих, крыльцо, с которого спускался человек в черной рясе. Его сердце стучало размеренно и ровно: тук-тук-тук. Взрыхленная ботинками жирная от талого снега земля и крест над головой. Забора не было, он начинался много дальше, да препятствий тут не чинили.
- Уверена? - мы остановились на границе участка, - Так легко кого-то упустить, - произнес он задушевно и мягко, словно уговаривал ребенка.
- Нет, - я повернулась к сказочнику, - Но какое имеет значение одно пропущенное имя?
- Никакого, - согласился он, напряженно вглядываясь во что-то у меня за спиной.
- Ты не допрашивал себя.
- Мы это уже выяснили.
- Ты не допрашивал Михара, только не истинного жителя этого мира, - я поймала взгляд черных глаз, страха попасть в их плен больше не было. Плен это не навсегда. - Ты не допрашивал ветра - охотника, у него иммунитет к любой магии кроме собственной. Продолжать?
- Все-таки умная, - он издевательски склонил голову.