Да уж, воспоминания действительно похожи на шляпу фокусника...
Помню больничные коридоры, выкрашенные зеленой краской, длинные и изгибающиеся, белые никогда не закрывающиеся до конца двери, тишину, шарканье ног. Тогда еще пускали прямо в палаты, если накинуть на плечи белый халат, словно он убивал все микробов, мой, помню, волочился, никогда не была особенно высокой...
Его кровать стояла в коридоре, даже не кровать и не каталка, а кушетка, покрытая дешевым коричневым дермантином, серое белье и такое же серое лицо с необыкновенно ясными черными глазами. Мужчина был лыс, кожа так туго натянулась на черепе, что казалось, лопнет от любого неосторожного движения.
- Палата номер двадцать четыре, - Машка обеспокоено оглядела коридор, словно он был виноват, что мы до сих пор не нашли нужную дверь.
- Говорил же надо корпус обойти и в окно покричать, - Серега Константинов поежился, атмосфера больницы не нравилась никому, но ему в особенности. Женщина сидевшая на пост медсестры подняла голову от книги, но ничего не сказала.
Одноклассники прошли мимо, а я невольно замедлила шаг у этой одинокой кушетки, которой не место в коридоре. Тонкое байковое одеяло лежало неровно и одна нога мужчины, поросшая тёмными волосами, была выставлена напоказ, словно в этой серой наготе до бедра не было ничего необычного. Больной мигнул, раз второй...
- Это там! - закричала Верка Шалаева и, тут же вжав голову в плечи, продолжила, - Там, в следующем крыле.
- Дети, что вы здесь забыли? - громко спросила вышедшая из очередных дверей девушка в белом халате со стетоскопом на груди, - Чего шумите?
- Мы пришли...
Одноклассники как всегда предоставили объясняться Машке, как отличнице, командиру звена и старосте класса. Медсестра на посту не замедлила умилиться ответственности и заботливости пионеров, навещающих учительницу.
Больной посмотрел на меня, нет даже сквозь, словно никого здесь и не было, тянущаяся к руке трубка капельницы, тихонько качнулась. Он словно находился где-то в другом измерении, поколение, воспитанное на советской фантастике и сказках "Ленин и печник" всегда думало об измерениях.
Низшие, сколько ненужных деталей всплывает, стоит только задуматься, стоит только отпустить память...
Он не мог даже шевелиться, лишь изредка вздыхал, на приоткрытом плече темнел черноватый кровоподтек, распахнутые глаза запали, жидкость в капельнице текла очень и очень быстро "кап-кап-кап-кап". От мужчины плохо пахло, спиртом, йодом и чем-то другим... Чем-то резким и безнадежным.
- Ольга, кончай копаться, - позвал меня Витька Шалаев, придерживая дверь, и я поспешила за ним.
- Что с Имановым? - подойдя к посту, девушка со стетоскопом указала на одинокую кушетку.
- Ничего, - равнодушно ответила медсестра, - Сегодня кончится...
Дверь закрылась, громко хлопнув одной своркой о другую. Иногда люди могут быть ни чуть не менее жестоки, чем нечисть.
Сегодня кончится. Эти слова еще долго преследовало меня, увязавшись словно эхо по пустому коридору. И догнали спустя не один десяток лет. Потому что сосед выглядел именно так.
Сегодня кончится...
Нет! Неправда!
- Хорошо уметь чувствовать, - прошептал феникс.
Я вздрогнула, обернулась и едва не ослепла от огненной вспышки. Алексий, стоя на месте, горел, невозможно ярко, словно чучело на маслянницу. Горел и не сгорал.
- Чувствовать не только ярость, гнев и боль, а еще и жалость, - Веник зарычал, - Сострадание, неприятие... желание чего-то лучшего.
Веник отвернулся, словно ему был неприятен сам взгляд, я а не могла отвернуться от бледного лица, от сутулых плеч, от странных истончающихся отростков, которые вырастали у него из груди и бессильно трепетали в воздухе. Душа, пришло понимание, здесь была его душа...
Я перевела взгляд на бабку, которая больше всего напоминала заводную куклу, неживую, но способную обмануть детские глаза, способную казаться живой.
- Я помню, каково это, - язык вдруг оказавшийся жестким с трудом воспроизводил звуки, - Помню. Иногда, даже слишком сильно.
Я выпрямилась, и встретилась взглядом с Мартом, раскрытая книга лежала на столе...
Глаза парня горели зеленью даже сейчас, когда он не призывал магию. А по лбу шла цепочка древних символов. Рун, старых и страшных сочащихся зеленым гноем. Их не рисовали, их вырезали на его коже, почти достав до кости.
Низшие! Что же с вами сделали? Кто придумал превратить вас в ... в это?
Сев на диван, я сдернула оправу. И так увидела больше, чем хотела. Главное, что Веник это Веник, не Кирилл, не Видящий, не Прекрасная, не бес... Веньямин Яковлев, обычный парень что живет по соседству и на досуге поедает трупы... И сам почти ставший покойником.
Глазами я нашла висящее на стене зеркало, не очень большое, всего то и можно увидеть лицо да плечи, но и этого хватит. Не один пальщик здесь отдал душу. Я аккуратно сложила дужки, и протянула артефакт фениксу. Затылка коснулось острое разочарование падальщика. Он ожидал от меня большей смелости, вот только я уже давно устала оправдывать чужие ожидания...
- Вернешь потом, - Алексий развернулся и пошел обратно в спальню, - Когда будешь уверена, что видела все.
Меня обожгло гневом. Знаете, как бывает, тебя за секунду бросает из озноба в жар и обратно. Ярость была мгновенной, яркой, как вспышка. Я бросила очки на пол и наступила ногой. Услышала хруст пластика и стекол и почувствовала удовлетворение. Никто не будет мне указывать. Ни он, ни Веник, ни...
- Я же говорю подросток, - удовлетворенно констатировал сосед.
Алексий скрылся в спальне, даже не обернувшись, я встретилась глазами с Мартом и поняла, что он только что увидел. Жар сменился холодом понимания, все это уже давно напоминало истерику ребенка, на которого не обращают внимания, или наоборот слишком много обращают.
- Может и так, - согласилась я и, нагнувшись, стала собирать осколки в ладонь.
- Как думаете, Седой откликнется? - спросил сын целителя, отложив книгу.
Веник посмотрел на меня. Он знал ответ на этот вопрос. Мы знали.
- Нет, - ответила я и подняла последний осколок.
- Почему? - удивился парень, - Потому что ты отняла у него стежку?
Падальщик фыркнул, едва сдерживая смех.
- Отняла? - я выпрямилась, - Считай, он сам мне ее вручил, и если бы захотел забрать, то вряд ли я или ты смогли бы ему помешать. А значит...
- Все идет так, как задумано, ну или просто интересно, - закончил Веньямин.
- Нет, - тряхнул головой Мартын, - Не верю.
- Не верь.
- Помнишь, как быстро Кирилл появился здесь, тогда? - спросила я у соседа, - когда его вестнику нужен был ребенок Милы?
- Помню, - он пристально посмотрел на меня, - Все помню.
- Если бы он только захотел... - я поднялась и подошла к мусорному ведру.
- Оленька, все в порядке? - бабка стояла, обмахиваясь полотенцем, - Мы кого-то ждем в гости?
- Нет, Марья Николаевна, идите, смотрите сериал, скоро уже начнется.
- Отсылаешь старуху, - прищурилась она, но тут же спокойно добавила, - Может, оно и правильно, чего я тут у вас не слышала, позовете, ежели есть захотите, - и она зашагала в сторону спальни.
- Или дракон захочет, - тихо добавил Мартын, - Тогда чего мы ждем? Если не Седого?
Я стала ссыпать осколки в ведро, представляя парню самому ответить на этот вопрос. Стеклышки ударялись о пластмассовое дно, последний, самый крупный прилип к ладони, делая неимоверно четкой линию жизни.
- Мы ничего не ждем, - сообразил парень. - Чуда не будет и на закате...Либо он нас, либо мы его
- Кто знает способ убить дракона? - спросила я, сжимая руку, осколок врезался в кожу.
- В драконьем облике никак, - ответил Веник.
- Он очень быстро обращается, почти мгновенно. - я осторожно опустила стекляшку в карман, если мужчины заметили, то не подали вида.
- Значит нужно что-то... что лишит его возможности оборачиваться, - прищурился Мартын.